Шрифт:
И вот, сворачивая на родную улицу, нос к носу столкнулся с Валентином Нафигулиным, Фаиным зятем.
Валентин нес на коромысле две полные фляги с водой и не шел, а бежал.
Сила, подумал про себя дед Сережа и вдруг вспомнил что-то про деньги за телочку, которые этот самый Валентин...
– Эй! Ты чего к Фае лазишь? – заступив дорогу бегущему, начал заикаться дед.
– Какие проблемы? – бодро заулыбался Валентин. И обогнув деда по косой, помчался к своему дому.
– Ты!.. Ты это?! – только и успел выговорить дед. – Ты не придуривайся, кострома!
Только асфальт плавился на том самом месте. Бывают поздней весной в мае такие жаркие дни, всего пять или шесть, – деревья голые, а асфальт течет, как ириски на огне.
– Фая, я ему сказал, – вместе с покупками пришел к Фаине дед. – Хочешь, я сына попрошу этому Валентину ум прочистить?
– А что он тебе сказал?
Дед повторил.
– А ты ему?
Дед Сережа поскреб под фуражкой, вспомнил два свои слова...
– Ну, я вот это...
Тетя Фая сидела на приступках и думала.
И ничего ей на ум не приходило. Оставалось, как всегда, одно – жить и ждать.
Папа
Все воспоминания, от которых тает сердце у Фаины, были об отце. Александре Васильевиче.
Мамы любят сынов, а дочки отцов. Все об этом знают. Фаина Александровна так, как папу Сашеньку, никого не полюбила. Уже сколько, а вы посчитайте с тридцать второго года. Много лет той любви.
Конечно, это хорошо, что не одна я. И Маруся у меня рядом живет, какая-никакая, а подруга, и дед Сережа... Не оставляет Господь без людей. Вот если бы совсем одной и такая напасть, можно ведь от грусти и умом тронуться...
Тетя Фая с юности очень боялась сойти с ума, вот блажь-то! Но часто, часто, когда случались с ней всякие невыносимые вещи, несчастья от людей и многие дни грусти, она спрашивала себя со всей строгостью:
– А в уме ли я? Не привиделось ли мне? А не наговариваю ли я на того доброго человека, который меня из автобуса взашей вытолкал?.. – Или: – А не споткнулась ли я сама? – первым делом спросила себя тогда еще молодая Файка, когда сбил ее на пустой утренней дороге тот велосипедист-садист.
И хоть за девять лет, как умерла мама, много не очень милого было со стороны брата Юрия и сестры Зои, все равно, первым делом тетя Фаина продолжала спрашивать себя – а не кажется ли ей? Может, они ее все-таки любят?
Сама-то тетя Фаина тоже грешна и смерти желала один раз... Гитлеру! За папу Александра Васильевича, за милого голубоглазого высокого папу, лучше которого разве только Бог Иисус Христос. Нет. Папа лучше был.
А больше никому. Ни велосипедисту, ни злой одной такой бабе – Киргизке, которая много лет подряд измывалась над молодой тогда Фаинкой на трикотажной фабрике. Просто сживала ее со свету. Файка тихая была, и очень своей тишиной Киргизку на зло наводила.
На лугу стрекотали кузнечики, корова объедала салат-траву, а Фая сидела, опустив голову на грудь, и перебирала пальчиками все свои мысли.
И выходило – половина все хорошо, а другая половина – шипы какие-то, на нее острием направленные.
Ремарка
Противостояние.
Всегда.
Против кого-то или кто-то против тебя. Все – против, бывает и такое, но мне страшно людей, за которых все – за. В этом «за» – кроется какой-то дьявольский обман, и когда он в итоге вскроется, не поздоровится миллионам.
Пока живой, пока хочешь есть, пока жаждешь любви, кто-то автоматом тебя ненавидит. Хоть бы день продыху. Любви и хлеба не хватало всегда.
Жизнь – подарок в одном экземпляре, без дубликата, но ты владеешь ею так же иллюзорно, как тот комар, который сидит на большом медведе и обедает, и то ли будет сыт и пьян, то ли медведь очнется и прихлопнет лапой.
Хамелеон
Когда сестра Зоя видела свою сестру Фаю, то все время сравнивала ее с собой. Уже шестьдесят лет сравнивала, и сравнение было не в Фаину пользу.
И моложе Зоя. И с образованием. И замужем. И дочь родила. И муж – достойный, начальником всю жизнь проруководил. И внучата выросли почти. И квартира. И две дачи с машинами. И если поставить рядом шестидесятидевятилетнюю Фаю и шестидесятишестилетнюю Зою, то благодаря пухлости Зоя еще казалась женщиной, а тощая седая Файка – бабкой голенастой.
И Злата, как только народилась, сразу обратила внимание:
– Мама, ты у меня вон какая, не то что твоя дура сестра!
Дети, они всегда правду говорят, подумала тогда Зоя.