соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Бросай, девка, жито жать,

Пойдем в холодок лежать

Соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Мне мамашенька сказала,

Чтобы я копну нажала,

Соловей, соловей, пташечка...

Канареечка жалобно поет.

Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда,

Канареечка жалобно поет.

Пока копну не нажну

Я с тобою не пойду.

Соловей, соловей, пташечка...

Канарее ...

Земля вздрогнула под ногами. Передо мной стоял мужичонка, с виду неказист и простоват, а где-то мелькнуло, и "глуповат!".

"Ни хуясе сиганул!" - до дубов было с полсотни шагов, а верхушка самого высокого скрывалась за облаками.

Мужичонка щурился и плутовато улыбался в всклокоченную бороду - Кто таков? Как звать-величать? Из каких заморских стран? Куда путь держим?

– Принц я. Зовут меня Роман сын Григорьев. Родом из стран заморских. Иду из Тридевятого Царства, а путь мой в Тридесятое Царство.

– Путь в Тридесятое Царство лежит через Пучай-Реку да Калинов мост. Как же ты хочешь перейти через Калинов мост? Как же ты будешь биться со Змеем Семиглавым огнедышащим, да с Кощеем Бессмертным, да с Мораной?

– А и хотел я попросити у тебя, Одихмантьев Сын, дать мне в проводники перевозницу, дочь твою богатырскую.

– Акулинка!
– позвал Разбойник

Земля дрогнула ещё раз, а рядом с Разбойником, будто из-под земли выросла, стояла девка, богатырского роста и телосложения. Если я добавлю, что личиком Акулинка была просто красавица писаная, то вы поймёте моё восхищение!

– Мил человек, - обратился ко мне Разбойник - что за песню ты распевал? Никогда раньше такой не слыхивал.

– Песня эта называется "Соловей, соловей, пташечка".

– Приинц, напой песенку ещё раз, не откажи. Акулинка моя поможет тебе перебратися в Тридесятое. Я с первого разу не запомнил, токмо слушал. Уважь приинц!

Я затянул песню, а Разбойник, закрыв глаза и шевеля губами, слушал.

Я допел.

Соловей открыл глаза - Уважил, приинц! Отдохни в моём тереме от пути дальнего, отведай моих угощений, а потом Акулинка спровадит тебя в Тридесятое.

Я задрал голову: верхушки дубов едва просматривались в вышине. Теремов я теперь не видел.

– Да ты не беспокойся принц. Акулинка поможет. Акулинка!

Девка шагнула ко мне, взяла за руку и взвилась. Точнее, мы взвились! Я не ощутил, ни перегрузок, ни самого полёта не почувствовал. Успел лишь моргнуть и, когда открыл глаза, мы уже были наверху, на крыльце расписного терема. В следующее мгновение рядом стал и Разбойник.

– Проходи принц!
– повёл рукой хозяин, и я вошёл в терем.

Не стану утомлять вас описанием яств со стола Соловья-Разбойника, но "Путинка", хлебосольному хозяину, понравилась! А девка, слопав плитку шоколада "Алёнка", смотрела на меня маслеными глазами, как и Забава.

Соловей попросил ещё четушку "Путинки". Открыл, хлебнул из горла (у меня научился!) и затянул "Соловья". Не напрасно, в имени Разбойника, Соловей, на первом месте: пел он камерным оперным голосом, да так, что даже я заслушался!

– Приинц! Приинц!

Я стряхнул наваждение.

Акулина подёргивала меня за руку.

– Что тебе Акулинушка?
– будто я не знал, чего она попросит.

– Приинц! Угости ещё "Алёнкой".

– Акулина, его, много, за раз, не надо бы есть

– Приинц!
– глаза девки-красавицы-богатырши-перевозницы умаслились до блеска.

Песня оборвалась на полуслове и терем содрогнулся от богатырского храпа. Водочка то и на Разбойника подействовала.

– Теперича тятя долго спать будет. Принц!
– Акулина смотрела на меня, как будто приценивалась!

– Принц, дай мне три "Алёнки" и я отведу тебя к себе в терем.

– Мне и здесь хорошо, Акулинушка - прикинулся я дурачком

– Принц. Ты ляжешь со мной за три "Алёнки" - открытым текстом заговорила девка - Я заметила, как понравилась тебе!

– Идём в твой терем!
– я взял свою котомку со скатёркой.

Терем Акулины был на третьем (или на седьмом?) дубе.

Мы вошли и Акулина провела меня в спальную комнату. Кровать была широкой, но убрана небогато.

Предупреждая Акулину, я сказал - "Алёнку", Акулинка, получишь после!