– Именно, что выброшенный!
– Тонков кратенько рассказал про Лигара.

Ванька круглыми глазами смотрел на него, переваривая сказанное.

– Ужас. Убил бы гадину!

– Нет её уже в живых, он теперь мой родной сынок. Знаешь, мы с женой удивляться устали на него, старательный, помогает по дому, выучил все буквы, по слогам читать начал, радуется каждому мелкому подарку, а уж бережливый... Память вот у него хорошая, запоминает все с первого раза - дочка стих прочитает, он через минуты три его повторяет. Я вот уверен, мне Игорёшку Бог послал, про своего не знал, не видел и не растил, так вот возможность все исправить появилась. Скажи, как Миша?

– Минька наш уехал на север Ханты-Мансийского округа, в тундре и вечной мерзлоте решил поработать диспетчером полетов. Пока стажируется, говорит, интересно .

Прибежали раскрасневшиеся детишки:

– Пап?

– Да, Игорёшка, идем !

Санька не захотел уходить от так понравившегося ему мальчика, пошли все вместе в кафешку. Детки ели мороженое, а папы пили кофе. Ванька постоянно смотрел на пацаненка, и видел, что и мальчишка, и Тонков души не чают друг в друге.

– Жалко, Мурка не видит как я тута зажигаю, ой, пап, тут зажигаю.

– Мурка - это кошка твоя?-спросил Ванька.

– Ну она вроде кошка, а вроде как и сестра, только не человек вот, и друг сильный. Ей бы Санька пондравился, ой опять непрально сказал, ну, она бы с ним поиграла. Она у меня не со всеми мурлыкает. Дядь, а ты с Сашком к нам придешь, как-нить?

– Как-нить, может, и приду, ты давай, поправляйся, - улыбнулся Иван, - ешь побольше, а то уж больно худой, ветром унесет.

– Да ем я, ем, вот с папкой и Соней плавать стали ходить, знаешь, как жрать,.. ой, есть начал. Поправлюся, вона Мурка у меня круглая вся стала. А была совсем шкелетиной!

Ванька при расставании, пожимая Тонкову руку, сказал:

– Ты меня сильно удивил, но красава!! И сынок у тебя - замечательный!

– Правда, дядь, я тебе пон...равился?
– влез Игорёшка.

– Такие пацаны не могут не нравиться, ты - настоящий мужик, дай пять! Вот, смотри, как рука будет рукой, а не птичьей лапкой, так и встретимся.

– А ты папке телефон свой дал? Я если буду хорошо учиться, Соня сказала, мне свой простой отдаст, тогда сам тебе позвоню, ладно? Санёк, ты не кисни, ты большой!

– Босой!
– повторил Чертов и полез целоваться, тот мужественно вытерпел его целувки.

– Че ты, дядь, нормально всё, меня Мурка знаешь, как вылизывает, а язык у ней, как терка вона.

Ванька все не мог успокоиться, зацепила его судьба Игорёшки. Не вдаваясь в подробности о том, что Минька не Аверов сын (коза-дереза не знала), рассказал ей про того мужика, что дал деньги без отдачи Васькиному внуку на лечение.
– Представляешь, пацана бездомного подобрал, чисто случайно, сумели усыновить. Добрые люди нашлись, помогли, теперь вот в пацане души не чают. А пацан в восемь лет такой по рассуждениям взрослый, а с Санькой играл на равных, вот, что значит не было у ребенка детства. Папаня говорит, первое время в облавы играл и матом сильно выражался, жил-то по подвалам, а потом в трубах подвальных с кошкой выживал зимой.

Наташка слушала со слезами:

– Ужасно!! Досталось мальчишке!

Санька, пригревшийся у папки на коленях, встрепенулся:

– Гоёк дуг Сяси!

– Друг, друг!

А друг Сяси на следующий день после обеда собирался в гости к дядь Сереге и бурчал на кошку:

– Ты толстая стала и наглая, ничё совсем не слушаешь, я бы тебя дома оставил, да тама все хочут, ой, нет, хотят на тебя посмотреть. Мам, я чё-то волнуюся, там их много будет?

– Игорёшка, там все свои, не переживай, ты у нас самый лучший, со всеми подружишься!
– успокоил его Тонков.

Приехали к Афанасьевым, Игоряшка вежливо со всеми поздоровался, перезнакомился, серьезно представляясь и подавая руку:

– Игорь, теперь Михайлович Тонков.

А перед тестем Афанасьева замер:

– Ты что ли, Иван Петрович, что за нас с Муркой заступился?