Ледокол вновь совершил несколько коротких резких рывков, всадился носом в огромную приглубую льдину — «айсберг», — у приглубых льдин обычно на поверхности находится лишь одна шестая часть, всё остальное скрыто в воде, — задрожал всем корпусом, пытаясь одолеть льдину, но не одолел и вновь сполз назад.

Стало ясно, что в лоб льдину не взять, надо искать обход. Ох, какой большой помехой была «Ярославна», она сковывала любой, даже самый малый манёвр ледокола.

За два часа они прошли не более двадцати метров, после чего капитан второго ранга скомандовал с досадою:

— Стоп!

Адъютант Миллера немедленно примчался в рубку.

— Что случилось?

— Всё! — мрачно произнёс кавторанг. — Дальше с «Ярославной» мы идти не сможем.

Разгрузку яхты произвели с завидной быстротой. За три часа солдаты, толпившиеся на палубе «Минина», перебросали на ледокол весь уголь. Машины на «Минине» разом заработали веселее, невесомый белёсый дым, висевший над его трубами, словно обрёл плоть, сделался густым, горячим.

По льду на «Минина» перекатили пушки, верёвками подняли на палубу, перетащили и снаряды, несколько ящиков.

На «Ярославне» потушили огни, яхта сделалась угрюмой, пустынной, у многих, кто бросал на неё прощальный взгляд, тоскливо сжималось сердце.

Всякий корабль, плавающий в этих холодных неуютных местах, — это живое существо, и, как любое другое живое существо, имеет душу. Так же, как человек, погибает, если за ним не ухаживают, не обогревают, так погибнет и без должного ухода «Ярославна», очень скоро погибнет...

— Сколько нас сейчас находится на «Минине»? — спросил Миллер у капитана второго ранга.

— Тысяча сто человек.

— А нормальная загрузка?

— Сто двадцать человек.

— Не потонем?

— Постараемся не потонуть, ваше высокопревосходительство. — Кавторанг но старинке назвал Миллера «высокопревосходительством», вытянулся: — Разрешите следовать дальше?

Миллер кивнул:

— Давайте, голубчик, давайте!

Без яхты, постоянно дёргавшей ледокол за хвост, «Минин» пошёл быстрее. «Ярославна» ещё долго была видна в туманном морозном пространстве, сиротливая, молчаливая, обречённая на смерть. Женщины, перешедшие с яхты на ледокол, плакали, на мужей своих поглядывали со скорбью, а кое-кто и с ненавистью: вместе с яхтой в прошлое навсегда удалялось то, что они называли Родиной.

Прошло ещё немного времени, и брошенная яхта исчезла. Больше никто никогда её не видел, Миллер пометил у себя в записной книжке «20 февраля 1920 года»... Хотел несколько слов, но слишком они были печальные, пропитанные слезами, поэтому Миллер расстроенно махнул рукой и опустил книжку в карман мундира. На несколько минут заглянул в рубку и надолго исчез у себя в каюте.

Занимал он роскошную, обшитую дубом, каюту капитана ледокола, с бронзовыми ободами иллюминаторов и тяжёлыми атласными портьерами.

Ледокол врубался в железное, покрытое торосами поле, трясся всем корпусом, скрипел сочленениями, хрипел, плевался чёрным дымом, но медленно продвигался вперёд.

Они попали в паковые льды — самые труднопроходимые, прочные, будто льды эти были сработаны из броневого листа. Тяжелее этих льдов на севере, пожалуй, нет ничего. Ледокол трясло так, что из палубного покрытия вылетали заклёпки. У Миллера от тряски разболелся зуб.

Наталья Николаевна приблизилась к мужу со стаканом воды.

— Эжен, есть старое народное средство — прополоскать больной зуб содой, и боль пройдёт. Соду надо обязательно растворить в тёплой воде...

— Уж лучше прополоскать водкой, — недовольно пробурчал Миллер.

Грохот не давал не то чтобы уснуть — грохот не позволял даже забыться. Хотя бы на минуту забыться...

К вечеру впереди, во льдах, заметили три силуэта. Три корабля. Что за корабли — не понять.

Миллера вызвали в рубку.

— Похоже, это наши ледоколы, которые пятнадцатого февраля вышли из Архангельска в Мурманск, — сказал Миллеру кавторанг, который последние часы вообще не выходил из рубки, нёс свою службу, понимая, что подмены ему нет, что он сейчас был единственный морской офицер на «Минине», знающий ледокольное дело.

— А какие флаги на них? — деловито осведомился Миллер.

— Флаги сейчас ничего не значат, — сказал кавторанг, — матросы меняют их ныне, как им заблагорассудится.

Впереди, действительно, были ледоколы, вышедшие из Архангельска в Мурманск пятнадцатого февраля, но до места не добравшиеся — произошла подвижка паковых льдов, и суда оказались в ловушке.

— Пушки на этих ледоколах есть? — спросил Миллер.

— Тогда надо подойти к ним поближе.

Рисковать лишний раз ему не хотелось, на «Минине» было много женщин, гражданских людей, были дети, были старухи, которых не оставили на погибель в Архангельске, поэтому Миллер и интересовался, есть ли на этих ледоколах пушки. Одна пробоина в борту «Минина» могла отправить всех этих людей на дно моря.