Солдаты топали ногами в коридоре, шумели и ругались, однако в кабинете так и не появились. Видимо их остановил холодный и уверенный голос директора.

Потом они пили отвар из лесных цветов. Директор молчал, и лицо его в белых шрамах было совсем не страшным… Молчал и Беско. Ему хотелось спросить директора о лучемете, и о том, правда ли, что во время войны с удоками тот был летчиком, но он не решился и лишь кивая головой благодарил за предлагаемые сухари и сахар. Конечно, думал Беско, такой человек как директор, мог и на самом деле быть летчиком, хотя он и не был похож на летчика Руйко из фильма «Смерть Героя».

Руйко громил противников, и ему всегда сопутствовала удача. Но в конце фильма самолет Руйко сбили, и он упал на нейтральной полосе. Весь зал замер, с ужасом ожидая развязки. Настигнутый и окруженный удоками, Руйко встал во весь рост и запел «Слава Режиму»… Рыдая, зал подхватил припев. Беско

казалось, что это он стоит с ручным лучеметом, в обойме которого последняя капсула.

Ленивая ругань вернула его на землю. Заглушая маломощную турбинку дровней, двое хриплыми голосами обсуждали спортивные новости:

— А я тебе говорю, что это с подачи О’Гунты!

— У твоего О’Гунты ноги из… растут, — следовал ленивый

ответ. Водитель прибавил оборотов, и голоса стали громче.

Похоже, что дровни увязли в грязи. «Хоть бы сами-то слезли», — подумал Беско. Он знал этих дрововозов. Два детины. Рыжеватые, поросшие щетиной с характерными подпалинами на щеках, которые выдавали в них любителей газа. Похожи они были как два родных брата, хотя и не были родней: мордатые с тусклыми глазами.

— Да… с ним! — проорал один из дрововозов. — Не родной, поди! Вломи ты ему!

Имелся в виду, очевидно, двигатель дровней. Водитель послушался и «вломил». Турбина завыла на запредельных оборотах, вытаскивая дровни из грязи.

— То-то же, — одобрительно молвил тот же голос. Дровни остановились за забором Сейи.

— Не подохла еще старуха? — сожалеюще проговорил водитель. Оба детины принялись обсуждать новую проблему: стоит ли подъезжать со стороны двора, или можно сбросить дрова в огород. «Тут-то они сэкономят горючее…» — подумал Беско и оказался прав. Первые поленья упали в грязь.

— Двадцать! Шабаш, — скомандовал водитель.

— Давай еще пару, — предложил грузчик.

— Хватит ей… Еще перегреется, старая… — водитель добавил расхожую гнусность, и оба дрововоза весело заржали.

Норма для ветеранов была двадцать пять поленьев. Но спорить с детинами было бесполезно. «Нет управы на дрововоза», — гласила народная мудрость.

От ржавого железа крыши тянуло нестойким теплом. Беско засунул руки в рукава и перевалился с боку на бок, подминая под себя полы пальто. Пальто, да, впрочем, и вся остальная одежда на нем были когда-то вещами Фалико — сына Сейи. Лет пять назад, будучи уже взрослым парнем, он, не прощаясь с матерью, уехал из дома и как в воду канул. Говорили, что видели его в Приморье с рыбаками. Кто-то говорил, может со зла, потому что парень был не из тех, что душу согреют, будто видел Фалико в тюрьме. Сейя после того, как сын убежал из дома, стала «нюхать» беспробудно, враз постарела и окончательно опустилась.

Оставя после себя удушающее облако гари и табачного дыма, дрововозы укатили. Освобожденное сознание вновь унесло Беско в далекий мир мечтаний… Хорошо бы, думал он, встретить кого-нибудь из Великих Старцев. Говорят, что время от времени Великие Старцы обходят страну под видом плотников, печатников или другого рабочего люда… Беско припал бы к руке Великого Старца и поблагодарил бы его за свою счастливую долю. Старец бы улыбнулся и потрепал его по голове. Он рассказал бы мальчику, как тяжело держать в стране Режим, в то время как полным полно врагов и внутри страны, и за ее пределами. Проклятые удоки! Они хотят сломать Режим и навязать стране анархию. Если случится война с удоками, Беско знает, что делать. Он пойдет на фронт добровольцем. Тем он быстро докажет свою храбрость и ему дадут броневик. На звонкой броне, на жарком огне он понесет Режим народам. Мальчик видел себя командиром броневика. На руках копоть и сажа… Но он — герой, и благодарные жители городов, которым он принес Режим на быстрой броне, засыплют его цветами.

Теплые букеты в руках у Беско. Он зарывается в них лицом. Броневик плавно несет его на своей спине… Солнечные блики гуляют по лицу, и его гимнастерка полна встречным ветром.

— Беско!.. Беско! Разорви тебя собака!

Хоровод цветных пятен еще продолжает кружиться перед глазами Беско, но он уже вскочил и, грохоча большущими армейскими ботинками, бросился туда, где вплотную к сараю прилегала поленница.

…Ногу Беско с силой рвануло в сторону. Гвоздь! Он торчал тут, на краю крыши! Теряя равновесие, Беско взмахнул руками. Раз, другой! Вот ему удалось перевернуться лицом вниз…Снизу, оттуда, куда он падал, навстречу ему протянулось тонкое источенное жало секиры.

Пронзительный и жалкий как у зайца-подранка крик ударился о талую землю и ушел вверх к облакам, в высокое синее небо, где смешался со звоном ручья и далекими криками петухов.

Расшвыривая мягкий снег, турбоход полз, все больше заваливаясь на бок, пока не опрокинулся, навалившись на тюки с сеном. Фигурки вокруг него перестали суетиться. Вокруг их голов появились быстро исчезающие дымки.

Беско смотрел на заснеженное поле, пытаясь представить себя застигнутым врасплох в зимнем поле без теплой одежды. А если еще и ночью! Ночь в представлении Беско не получилась. Он перевел взгляд на курящих водителя и возчика. Возчик был знакомый, отец паренька из соседнего класса. Водитель был из тех, кого по разнарядке пригоняют на день-два из города.