Кто-то ходил, кто-то стоял и говорил, кто-то ругался. Чуть ли не под ногами у яростно ссорившихся мещан шныряли откормленные столичные голуби. Осознавая собственную значимость, шествовал пузатый лекарь, пара мастеровых тащила лестницу. Пробежала, придерживая юбки, хорошенькая служаночка, споткнулась, потеряла башмак, запрыгала на одной ноге… Руппи резко ссыпал монетки в позаимствованный у мастера Мартина потертый кошель и деловым шагом отправился прочь. В третий раз за день.

Продуманный план летел к Леворукому, оставалось прекратить маскарад и сдаться на милость бабушки или вернуться. Не к Файерманам и не в Фельсенбург, а туда, где он будет… на месте. В Эйнрехте, в Большом Эйнрехте, Руппи себя на месте не чувствовал. Наверное, потому, что никогда еще не бродил по столичным улицам в чужом обличье, это вызывало раздражение и тревогу. Беспочвенные, так как город был в порядке.

У Фридриха хватило ума не наводнять столицу стражниками и солдатней. На Восьми Площадях продолжалась торговля, у ворот никто никого не расспрашивал, каждый честный дрикс по-прежнему мог войти в добрый город Эйнрехт и ходить по нему невозбранно, пока не ударит Ночной колокол. Руппи и вошел, хотя на мосту через Эйну лейтенанту смертельно захотелось удрать. Вливающаяся в город разномастная толпа раздражала, а запах нечистот и гнили, раньше совсем незаметный, вызывал тошноту.

Аристократ объехал бы столпотворение через Арки Славнейших. Оставившему коня в предместье дворянчику пришлось идти со всеми. И злиться тоже со всеми. Покупатели, просители, торговцы, то и дело толкая друг друга и обмениваясь недобрыми взглядами, пробивались сквозь узость ворот и растекались по улицам. Дальше стало легче, и раздражение почти прошло, а теперь воспрянуло, хотя злиться было не на кого, разве что на себя.

– Молодой господин, а молодой господин!

– Что такое?

– Примерьте плащ! Вы только посмотрите… Он для вас создан, просто создан…

Темно-зеленый, с изумрудной и золотой отделкой плащ был создан разве что для бродячего лицедея, но навязчивый торговец заставил очнуться. Руппи огляделся. Предоставленные самим себе ноги занесли владельца на Большую Суконную, откуда было минут двадцать хода до Липового парка, где располагался дворец кесаря. Ну, и резиденции его «братьев».

Лейтенант быстро, но не привлекая особого внимания, убрался с торговой улицы и, отойдя подальше, остановился, прислонившись к какому-то забору. Он был противен сам себе. Заявиться в чужой шкуре, шарахаться от Бах-унд-Отумов, от цур Броккау и от цур Броккау к Шнееталям, не сделать ничего и по рассеянности отправиться в родимое стойло. Изумительно! Лови кто-нибудь Руперта фок Фельсенбурга на самом деле, означенный Руперт уже плавал бы в Эйне с перерезанным горлом или сидел в погребе у бабушки в ожидании выволочки. Вернуться к Шнееталям? При всей любви к семейству Адольфа этого Руппи не хотелось, вот не хотелось – и все!

Подпирать забор становилось неприлично, и лейтенант прогулочным шагом двинулся незнакомой – кесарскому родичу в мещанских кварталах делать было нечего – улочкой, выискивая приличную харчевню. Утром Руппи получил отменный завтрак, но с тех пор минуло часов восемь. В Фельсенбурге обед подавали в четыре, бабушка предпочитала обедать в шесть пополудни. Воспоминания о трапезах в особняке с морскими змеями [8] и подсказали выход. Слуги! Старые слуги Штарквиндов не пропускают ни единой вечерней службы. Подойти к Гельмуту и расспросить. Старик замечает все: слуги не зря боятся привратника как огня, а к Шнееталям заходить нельзя! Дело не в страхе, просто глаза порой замечают то, что не сразу понимает мозг. Зеваки! Те самые зеваки, что не заржали над потерявшей башмак служаночкой… Леворукий, они на нее и не взглянули, потому что следили за домом капитана «Ноордкроне».

Если по городу не бегают волки, это не значит, что по нему не рыщут псы, и неважно, ловят они Руперта фок Фельсенбурга или любого, кто ищет встречи с врагами регента. Счастье, что госпожа Барбара ни разу не навестила знаменитого родича, а на мещан Фридрих не разменивается… Руппи едва не запустил руку в волосы, но вовремя вспомнил, что он в парике. В парике. В чужом платье. В ставшем чужим городе, но это не повод спускать флаг. Нужно дождаться вечерней службы, забрести к Святому Отто и подсесть к Гельмуту. Даже если за слугами Штарквиндов следят, убивать в храме вряд ли рискнут. А ведь мастер Мартин предлагал гостю кольчугу, легкую кольчугу, которую так просто скрыть под камзолом… Ну да что теперь делать, не терять же день. И вообще пора обедать!

После четверти часа блужданий вокруг Суконной площади подходящее место было найдено. Расположившаяся меж домами богатых меховщиков «Веселая подушка» казалась солидной, но без излишних претензий. То, что нужно, чтобы скоротать время и заодно перекусить, не опасаясь встретить знакомых.

Подвальчик лейтенантские надежды оправдал в полной мере – чисто, пристойно, не слишком людно. Посетители опасений тоже не внушали – мелкие торговцы, тихая компания чиновников, несколько просто одетых дворян, явно провинциалов. Таких же, как Йозев Люстигвинд, в которого превратился Руппи. На всякий случай лейтенант устроился подальше от возможных собутыльников, с наслаждением вытянув усталые ноги. Хозяин не торопился. Сперва это обескуражило, потом – рассмешило. Чтобы перестать быть Фельсенбургом, мало переодеться, надо выучиться ждать трактирщиков, время от времени уступать дорогу и считать деньги.

На вопрос явившегося наконец хозяина Руперт ответил бы монетой и распоряжением «подать чего-нибудь попристойней». Новоявленный Йозев взял пример с Зеппа, что расспрашивал не только о кухне, но и о ценах. Трактирщик понял и ничего запредельного не предложил. Сошлись на супе из говяжьих хвостов, говядине с луковым соусом и столовом вине. Красном – тут уж Руппи не мог с собой ничего поделать.

Хозяин принял заказ и отошел, небрежно взмахнув полотенцем. Больше на скромного молодого человека в углу никто внимания не обратил. Руппи сидел, потом ужинал, потом потягивал заказанное вино, прикидывая, какую дорогу выбрать.

Размышления прервал хлопок входной двери, топот и голоса, слишком громкие для завсегдатаев «Веселой подушки». Удивленные посетители один за другим оборачивались на шум. Кто-то приоткрыл рот, кто-то привстал, кто-то, наоборот, уткнулся в кружку.

Первым новых гостей разглядел от своего прилавка хозяин, торопливо расправивший фартук. Затем меж лестничных перил показались дорогие сапоги и край плаща. Не просто щегольского – роскошного и, раздери его кошки, знакомых цветов. Фок Марге-унд-Бингауэр, да не какой-нибудь внучатый племянник или восьмиюродный братец, а сам полковник Михаэль, наследник титула и личный друг его высочества регента.