— Извини, Том. Так что у тебя?

Эдвардс принялся рассказывать:

— Во-первых, никто не знает о Джудит Адамс больше того, что я уже тебе сообщил. Душеприказчиком является ее племянник, священник в Стоктон-он-Тиз; вряд ли он каким-либо образом замешан в деле. Зато неожиданно обнаружилась связь между Джудит Адамс и персоной, самым непосредственным образом связанной с вашим расследованием.

— Что?! И кто же это?

— Спокойно, приятель! Я все узнал от самого Гроциуса Гоффита. С месяц назад к ним в контору явился один тип, вид у него был самый загадочный. Он хотел повидать главу фирмы по важному делу, касавшемуся одного из авторов. Гоффит побеседовал с типом лично. Старик очень забеспокоился, он решил, что один из наших авторов снова угодил за решетку…

— Не важно. Дальше!

— Не торопи меня. Оказалось, что таинственный тип просто захотел купить книгу. Он сказал, что живет неподалеку и видел рекламу книги Джудит Адамс. Он попросил продать ему один экземпляр «Логова дракона». Сказал, что его отец работал у мисс Джудит на севере и он в молодости хорошо знал ее, и так далее. Гоффит испытал такое облегчение, что дал типу книгу и поскорее спровадил его. Тот ушел, рассыпаясь в цветистых благодарностях.

— Почему в цветистых?

— Потому что он оказался ирландцем по фамилии Райли или Риордан, Гоффит точно не помнит. В общем, этот тип сообщил, что работает сторожем в доме номер 12 по Грейт-Рассел-стрит, которая находится прямо за углом. А ведь именно там убили вашего друга Хея. Вот я и говорю…

Полларду показалось, что он очень долго смотрит на черную трубку, из которой по-прежнему доносится голос его знакомого.

— Ты меня слушаешь? — спросил Эдвардс.

— А?

— Ты меня слушаешь? — подчеркнуто серьезно повторил Эдвардс. — У меня есть версия.

В девять часов вечера моросил дождь. На Грейт-Рассел-стрит тускло мерцали фонари. Полицейский, неторопливо обходящий свой участок, обратил внимание на двухместную машину у обочины перед домом, который был ему отлично известен.

Из машины доносились звуки, свидетельствующие о том, что там ссорятся или даже дерутся. Полицейский подошел ближе.

— Эй, вы! — прикрикнул он.

За рулем сидела замечательно хорошенькая девушка с каштановыми волосами и карими глазами. Рядом с ней — серьезный на вид молодой человек лет тридцати с небольшим. Левое предплечье у молодого человека было забинтовано, поэтому плащ был просто наброшен ему на спину. Щегольски сдвинутая набок шляпа свидетельствовала о том, что руку к ней приложила женщина.

— Все в порядке, констебль! — сказал доктор Сандерс. — Мы просто кое о чем договариваемся.

— Мы собираемся пожениться, — сообщила Марша Блайстоун. — Ух ты!

— Понятно, — сказал констебль. — Сэр, дольше двадцати минут здесь стоять нельзя.

Сандерс высунул из окошка голову и огляделся. Когда полицейский ушел, он спросил:

— Интересно, что еще за двадцать минут? Что он имел в виду?

— Ничего, — ответила Марша. — Не заговаривай мне зубы. Повторяю: тебе нельзя сегодня выходить из дому. Особенно с твоей рукой. Ночной воздух вреден для…

— Радость моя, это типичное заблуждение. Подумай о том, как полезен свежий воздух для…

— Ничего не желаю слушать! Вреден, и все тут! Тебе и правда нельзя выходить. И мне все равно, хочет сэр Генри, чтобы мы присутствовали или нет. И не думай, что сегодня ночью тебе тоже удастся погеройствовать. У тебя нет ни единого шанса.

— Жаль, — вздохнул доктор Сандерс. — Зачем рассуждать о героизме? Я никогда не был героем. И никогда не хотел им стать, кроме разве что… — Он задумался. — Когда-то я хотел поступить на секретную службу и следить за шпионами в иностранных отелях…

— Правда? — оживилась Марша. — Я тоже.

Уже в который раз сегодня они обнаруживали, что похожи друг на друга.

— …тогда мне было восемнадцать или девятнадцать. Мне даже хотелось, чтобы меня пырнули ножом. Тогда я мог бы щеголять шрамами. Никто никогда не касался меня ножом (кроме того случая, когда мне вырезали аппендицит, но таким шрамом не похвастаешься). Зато теперь я могу похвастаться парочкой пулевых ранений — правда, должен признаться, они мне изрядно мешают.

— Милый, ты просто чудо! — восхитилась Марша.

В последнем доктор Сандерс не был уверен. Однако слова очаровательной леди лили бальзам на его израненную душу. Если бы не логический склад ума, он сейчас возгордился бы.

— Так вот, — продолжал Сандерс, — разговор о героизме, хотя он втайне и льстит моему самолюбию, полная ерунда. Я не хочу быть героем. Я от всей души сочувствую киногероям, но сам для подобной роли совсем не подхожу.

— Хочешь разрушить мои иллюзии?

— Я не хочу разрушить твои иллюзии. Просто я успел тебя узнать. Сейчас ты окольными путями подходишь к главному, только пытаешься все запутать, словно фокусник…