Из глубины. Избранные стихотворения
вернуться

Рейдерман Илья
Шрифт:

«Сны беззаконны. Будто бы в окно…»

Сны беззаконны. Будто бы в окнонадуло – оттого и снятся, снятся.И все, что не сбывается давно,опять рискует из глубин подняться.Сны беспощадны. Простынь белизнавнушает сходство с операционной.Беспомощен, наркозом опьяненныйв чужой, непобедимой власти сна.Перед любою истиной – не струшупри свете дня. Чего же снам – не рад?Они во тьме обшаривают душукак будто ищут позабытый клад.Что в памяти хранил неповторимым,то – сшито заново. Но где же швы?…И вновь – невидимое станет зримым,как в детстве – ветер в шелесте листвы.Двойное зренье нужно – охватитьмечту и явь, их сплав, их нераздельность.Разрозненному придавая цельностьпорыва – времена соединить.Сны беззаконны – всё, что мы делили,чтоб знать отдельно, ставя по местам,они перемножают без усилий,соединяют: нет ни «здесь», ни «там»…Есть только воздух – утренний, летящий,тот ветер, что из детства – к нам в окно.…Ах, мало ли во что поверит спящий.Глаза открыть. Пора вставать давно.

Девочка с яблоком

Павлу Антокольскому

Вот яблоко. Что у него под кожей?Вот девочка. Что у нее в руке?Два мира – так близки и так несхожи.И гаснущий закат невдалеке.Ах, мякоть так податлива, сок – сладок.Но шум листвы в неспешной смене дней,но птичий свист, но этот беспорядокветвей – они видны, слышны ли ей?Вот яблоко. Оно как слиток света.Но там, внутри, во глубине зерна,спит дерево, чья суть во тьму одета,вся в будущем, до срока не видна.Ты, девочка, боишься темноты.Душа еще темна – вся в небывалом.Безмерность мира спит в пространстве малом.И тихо лепит свет твои черты.Горит закат. Простор и тишина.Как зерна, в землю падают мгновенья.И тайна роста, полнота творенья– в руке твоей, природой вручена.

Городское дерево

Ах, дерево. Зеленая листвасреди стекла, и камня, и металла.И тайные слова, что жизнь права,а, значит, жаловаться не пристало.Гребет по небу ветка, как весло…Что ж, если занесло сюда – не сетуй.Вбирай в себя бензинное тепло.Дай кислорода городскому лету.Не убежать. И некуда спешить.Даруй же нам – дыхание большое.Преображай оттаявшей душоювсё то, что есть, в то, чем дышать и жить.Быть может, ты и вправду ждешь чудес?Но это – неуместная причуда,когда вокруг тебя, увы, не лес,и шум листвы – средь уличного гуда.Всё, что случится, – с нами, не с тобой.А ты – живи, в детали не вдавайся,над нашей торопливою судьбойвсей бескорыстной жизнью поднимайся.

Песенка о страхе

(Из поэмы «Чили. Несколько кадров»)

Что человек? Всего лишь прах.Шагающее тело.Пускай его объемлет страхпод мушкою прицела.Живите, милые, дрожа!белей бумаги – лица.От страха вылетит душа,а тело покорится.Безликий страх, великий страх —ты охраняешь нас.Исчезло время. На часахлишь комендантский час.Остановитесь век и год.Мгновение – да наше!И эта полночь не пройдёт,покуда страх на страже.Хор:Да здравствует непреходящеевечное настоящее,застывшее в смертном страхе,корчащееся на плахе.

«В июле – три совсем осенних дня…»

В июле – три совсем осенних дня.Брели дожди неспешно, ветры дули.О чем напоминание – в июле?Казалось: солнце, небо – нам родня.Мы раздвигали полдень, как волну,руками зрячими – и открывалив самих себе иную глубину,и будто соль, заботы растворяли.Казалось, есть и наше соучастьев том, что встает рассвет, горит закат,взлетает птица… Может, в том и счастье,что дни идут сквозь нас, и нет преграддвиженью их. И ясен мысли ход,подобен сам явлениям природы.…Но дождь – без края. Застлан небосвод.Из будущего к нам прорвались воды.Дождь – будто из разбитого сосуда,уходит время, пущено в расходдо срока. Мимо нас, без нас идет.…Холодное стекло воды повсюду.

«Гудят лишь телеграфные столбы…»

Гудят лишь телеграфные столбы.А дерево – прислушивается молча,чтобы услышать зов своей судьбы,или тишайший дождь, идущий ночью…В его быту нет места суете.Оно не ждет событий и оказий.Учусь я у деревьев простотев наш век коротких телеграфных связей.Бежать куда-то? Отводить глазаот лиц на циферблат? С поспешным «здравствуй»сближать «прощай»..? Как манят небесаи желтизна листвы своим контрастом!Мне б в эту синь глубокую взглянутьчерез осеннюю листву сквознуюи не спеша, как дерево, тянутьв себя задумчивую тишь лесную.Но я очеловечен. И не сокдревесный, сладкий – кровь гудит в сосудах.И время ударяет мне в висок,спрессованное в скоростных минутах.И как же вместе – созерцать и жить?Плачу я по тарифу за мгновенье.От времени посланье получить —и отстучать в ответ сердцебиенье…

Тирасполь. Листопад

И лишь теперь поймешь, как много былолиствы зеленой в полдень над тобой,когда повсюду – шорох неживой,когда и солнце в памяти остыло.С налету ветер упирался лбомв заслон листвы – и дерево шаталось.Казалось, что нужна еще лишь малость,чтобы взлететь. Был каждый лист – крылом.Но крепко жизнь держала. Ах, онадвулика в неустойчивости прочной.Меж небом и землей – на ставке очной —листва трепещет. В чем ее вина?Виновна в том, что, двух стихий родня,шумит, самой себе противореча.Как высоки и как невнятны речи,что затихают на исходе дня.Но осень… Обжигает, как иод,земная крепость вольного простора.И лишь теперь, как завершенье спора,поймешь листвы бесчувственной полет.Не ощутить ей мига торжества.Летит – и шире расступились зданья.Она уже мертва. Летит листва.Она – во власти нашего дыханья.И лишь теперь поймешь, на что отважась,– летит. Пусть выдох мой – продлит полётлистка, что потерял земную тяжесть.Летит листва. Бессмертье настает.

«В этом моцартовском кларнете…»

В этом моцартовском кларнетенеодолимый, печальный простор.Что вы, деревья, шумите как дети?Ход нашей жизни слишком уж скор.Ветер ли, выдох в раструб музыкальный,время уходит, а зелень всё та.И остаётся с поры изначальноймузыка, как изнанка листа,чуть с серебринкою. Тополь родимый,Моцарта слушай, со мною побудь!В музыке этой, как ветер, незримой, —к жизни нетленной, как в детстве, прильнуть…Как хорошо нам! Час наш не пробил.Дышим, в пространстве отзвук ища.Слушай со мною Моцарта, тополь,перед бессмертием не трепеща.