У её Величества была бессонница! Ей очень-очень не хватало Хо Шитао! Так сильно не хватало, что она почти созрела... для измены! При том королева осознавала, что прекрасный сын полковника один единственный такой и равноценной замене не подлежал.

Резким движением Элишия села в кровати. После секундного раздумья истерично позвонила в колокольчик. Дверь приоткрылась и в сумерки спальни скользнула дежурная фрейлина - по стечению обстоятельств ею опять оказалась Наталья Жук.

– -- Одеваться!
– -- Кратко приказала королева. Фрейлина, не выражая внутреннее изумление, сорвалась с места выполнять приказание.

Через тридцать минут Элишия в простом платье и с волосами, заплетёнными в обычную косу, мрачно шагала по коридору, уводящему прочь от королевской опочивальни. Её почти зримо окутывало чёрное облако злости и жажды крови. На некотором опасливом расстоянии королеву сопровождали два охранника, сдержанно зевающий дежурный секретарь и Наташа.

У её Величества не было определённой цели. Она просто совершала моцион, так сказать, успокаивала воображение, взволнованное эротическими образами одного лейтенанта... Процессия двигалась довольно тихо. Согласно дворцовому правилу, ночью запрещалось использовать "громкую" обувь. Правила касались всех, в том числе и королевы. Ноги Элишии были обуты в пушистые мягкие тапки, которые она ласково называла - еноты.

– -- Докладывай, --- приказала королева секретарю. Тот, подбежал ближе и полный растерянности, открыл свою папку

Как правило, всякое движение во дворце немедленно принимало письменную форму и в оной, в любое время дня и ночи доносилось в секретариат, где проходило фильтрацию и становилось: не значительным, значительным, срочным, или требующим особого внимания. Рано утром Дзиро Каценаги просматривал записки и откладывал те, кои заслуживали того, чтобы быть представленными королеве. Он зачитывал их во время утреннего доклада. На данный момент у дежурного секретаря, которого звали Михаил Плечко, в папке теплился один единственный лист, доносивший, что с десяти часов вечера был задействован королевский палач Хъюго Херш. Как правило, подобные события заносились в разряд незначительных, и королеве не докладывались.

– -- Читай!
– -- Интонация её Величества стала чуть более рассерженной.

Плечко, срывающимся голосом, торопливо пробубнил: "господин Херш работает в полицейской комендатуре с десяти ноль-ноль..."

Наклонив голову, Элишия несколько минут соображала кто такой Херш, потом сообразила и щёлкнула пальцами.
– -- С чего бы это?!
– -- Вопросила она.

– -- Пытает, --- кратко ответил секретарь.

– -- Кого?

– -- Не указано..., --- проблеял несчастный Плечко.

Работа Херша оплачивалась почасовым очень высоким тарифом, и именно поэтому к ней было столь пристальное внимание, вплоть до доклада в королевский секретариат.

Молча, королева повернула в направлении пыточной камеры полицейской комендатуры.

Обычно она не присутствовала на пытках. Её Величество страсть как не любила вонь горелого мяса, истошные крики истязуемых, и вид их непроизвольных испражнений. Однако сегодня она подумала, что небольшая встряска ей не помешает, дабы заглушить на время душевную тоску и сердечную боль.

Тем временем, плотно перекусив, и готовый к дальнейшему расследованию, в пыточную камеру вернулся Маха Лянски. Он собирался непременно получить нужное ему признание. В глубине души следователю очень хотелось доказать королеве, что он был прав, а её Величество не права! И вообще как может баба, хоть и с короной на голове, делать необоснованные умозаключения, что во дворце завёлся серийный маньяк!

– -- Приступим!
– -- Объявил Маха, едва подойдя к своему столу. Уверенным движением он нажал зловещую красную кнопку.

Господин Херш находился в соседней с камерой комнате, коя была обставлена приятной мебелью в тёплых тонах и мягко освещена неярким светочем. По звуку кнопки, палач с досадой бросил одну занимательную головоломку и надел на голову традиционный колпак палача. Хьюго Херш не любил демонстрировать своё вполне обыденное лицо. За приделами дворца он был заботливый муж, ответственный отец и добропорядочный сосед. Ни жена, ни дети, ни прочие из его обывательского окружения не знали, каким образом он зарабатывал на жизнь. И конечно господину Хьюго Хершу совсем не улыбалось быть узнанным на улице кем-нибудь одним из своих "подопечных".

Помимо колпака на палаче имелись ещё ... трусы и всё. В камере у самых дверей, на гвозде висел резиновый фартук мясника, а на табурете под ним лежала стопка хирургических резиновых перчаток. Минимум одежды объяснялся чисто практическими целями - дабы не портить хорошие вещи брызгами крови. Сам Хьюго в своей обнажённости видел некое символическое сродство с обнажённостью тех, кого он пытал. К слову сказать, палач он был очень хороший. Искусство его было такого, что причиняя сильную боль, он никогда не повреждал своих подопечных до инвалидности, и таким образом оставлял им шанс на выживание и полноценное функционирование.

Вернувшись в "пыточную", палач снял с гвоздя фартук, одел, и завязал его тесёмки у себя за спиной. Обстоятельно натянул перчатки. В этот самый момент входная дверь резко открылась, в неё борзо забежали "охотники" из охранного сопровождения королевы, и следом с брезгливой миной вступила сама Элишия. Секретарь и фрейлина остались топтаться у дверей.

Ошеломлённый Лянски приподнялся со стула. Эльф-врачеватель и Хьюго Херш склонились в глубоких поклонах.

– -- Кто тут у нас?
– -- Спросила Элишия, рассматривая голого уборщика, расцвеченного пятнами крови и белёсыми пятнами мази.