Она прикусила нижнюю губу:

– Ты знаешь, я никогда не буду встречаться с ним, верно? У меня уже был один слишком маниакально-депрессивный в жизни, - она делает виноватое лицо.
– Прости, Эм. Я не имела в виду что-то в этом роде.

– Все в порядке. Я знаю, у моего брата есть проблемы. И знаю, ты слишком много думаешь обо всём этом, чтобы захотеть сделать это ещё и частью своей жизни, - я делаю паузу.
– Как поживает твоя мама?

Она пожимает плечами, уставившись на рисунок:

– Хорошо, я думаю. Я не посещала её уже некоторое время.

Мама Рейвен лежит в наркологическом центре. Вот уже на протяжении нескольких лет она страдает от депрессии и самолечения. Пару месяцев назад Рейвен пришла домой с работы и обнаружила свою маму в гостиной на полу с зажженной сигаретой в руке. Она не дышала, пульс едва прослеживался. Рейвен вызвала скорую, и санитары реанимировали ее. Подруга приказала мне не говорить ей, придет ли смерть, и в тот момент я поняла, что у моего дара есть негативная сторона. Но я не сказала Рейвен, что её мама умрет, потому что знала, что она не умрет в этот день. И в будущем, я отказалась говорить Рейвен о смерти кого-либо из ее семьи – в том числе, и о её смерти – потому что никто не нуждается в такой ноше на плечах.

Рейвен злилась на меня две недели и не разговаривала со мной вообще. Это были одинокие две недели моей жизни. Рейвен - моя единственная подруга, и вполне может быть, что так будет всегда. Когда я постарею, то, скорее всего, закончу свое существование старой девой с десятью кошками и, возможно, птицей. Рейвен будет навещать меня так часто, как сможет, со своими детьми и убеждаться, что я нахожусь в здравом уме.

– Что это такое? – она встала на цыпочки, склоняясь к моему лицу, и пальчиками с розовым маникюром соскребла чешуйки грязи с моей щеки.
– Почему у тебя грязь на лице? – она поворачивает мою руку и осматривает ладонь, - и твои пальцы грязные.

Я отдергиваю руку.

– Прошлой ночью, пока я была на кладбище…

– Я думала, ты прекратила ходить туда так часто, - прерывает она меня с явным разочарованием на лице. Рейвен никогда не понимала моей потребности в одиночестве – моей потребности в тишине.

Я схватила фиолетовую и черную футболку с порванными сторонами и пару черных джинс из комода.

– Мне не спалось, а пребывание там расслабляет меня.

Она накручивает свои длинные до плеч, цвета розовой жвачки, волосы на палец.

– Временами я тебя не понимаю. Я говорила тебе, приходи ко мне домой, когда захочешь. Тебе не нужно ходить тусоваться на кладбище. Это жутко.

У меня не хватает смелости сказать ей, что её дом - одно из худших мест, битком набитый смертью, даже после того, как её мама переехала. Ее брат Тодд, умрет ранней смертью от рака легких. Он выкуривает две пачки сигарет в день, и курит он с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.

– Копы пытались меня арестовать, - признаюсь я, зная, что она найдет это смешным.

Её губы кривятся в ухмылке:

– О да, ты сбежала?

Я киваю и сохраняю игривый тон:

– Агась. Очень-очень быстро.

Её улыбка становится шире.

– Они преследовали тебя?

Я снова киваю:

– Я почти уверена, что он споткнулся и упал лицом в землю, - преувеличиваю я, зная, что ей понравится - Рейвен любит драму.

Смех срывается с ее губ:

– Окей, я немного завидую. Хотела бы я быть там, чтобы увидеть это.

– Это было достаточно смешно, - признаюсь я, - кроме…

– Кроме чего? – давит она.
– Давай же, Эм, расскажи мне, пожалуйста. Ты что-то скрываешь?

Я опускаюсь на кровать и собираю в клубок одежду в руках.

– Там были те парни, которые раскапывают могилы.

Её лоб хмурится, и она садится рядом со мной.

– Фу, типа расхитители могил?

– Я не уверена, что они делали, но это было слегка жутковато.

– Они взяли что-нибудь из могилы?

– Понятия не имею. Я была слишком занята, убегая от копов… - кое-что приходит мне в голову, - черт. Я думаю, один из грабителей мог взять мой блокнот.

– Тот, в котором ты всегда пишешь свои самые темные секреты? – спрашивает она.

Я киваю.

– И на нем написано мое имя.