– Ты в порядке?
– его глаза исследуют мое тело в поисках ран, но все порезы и синяки уже зажили.

Я киваю, не в силах отвести от него взгляд.

– Я же говорила тебе, я ходячее чудо.

Его взгляд опускается к моим губам, и его голос усиливается рычанием.

– Он целовал тебя?

– Что?

– Камерон, - его голос скрипит.
– Целовал тебя?

У меня сводит живот, и я облизываю потрескавшиеся губы.

– Ты действительно хочешь знать ответ?

Он проводит языком с пирсингом по краю зубов.

– Мне нужно знать, иначе это сведет меня с ума.

– Он целовал мою шею, - поморщившись, честно признаю я.
– И часть груди.

– Это все?
– он приподнял проколотую бровь.
– Это единственное место, куда он целовал тебя?

Я не понимаю, почему он не решил, что это плохо, потому что так оно и есть. На самом деле, я чувствую себя шлюхой.

– Это единственно место, куда он целовал меня... но я не понимаю, почему ты ведешь себя так, будто это не имеет никакого значения.

– Для тебя это много значило?
– спрашивает он.
– Тебе... тебе понравилось?

Я обдумываю, что он сказал. Мне понравилось? Честно говоря, обдумав, я понимаю, что те чувства, которые я испытывала с Камероном, базируются скорее на обольщении, чем на самих чувствах. С Ашером в эмоциональном плане все мощнее и интенсивнее.

– Мне нравится, когда меня целуешь ты, - говорю я, пробегаясь пальцами по его рубашке, ощущая твердость его мускулов под ней.
– Я не хочу, чтобы он снова целовал меня... только ты...

Его дыхание учащается, и глаза становятся, как у зверя, небольшая полоска серого истончается, оставляя только черный зрачок.

– Могу я поцеловать тебя сейчас?

Почему он всегда сначала спрашивает? Я хватаю его за рубашку и тяну к себе, наши губы податливо соединяются. Его губы не протестуют, и он легко проскальзывает языком в мой рот, наполняя страстью каждую частичку моего тела.

Он подхватывает меня под ноги и поднимает вверх, мои ноги оборачиваются вокруг его талии, затем он несет меня к кровати, и мы вместе падаем. Я чувствую себя живой и бодрой. В данный момент не существует ничего, кроме меня и его.

Мои руки находят молнию на его куртке и начинают расстегивать её. Он понимает намек и наклоняется достаточно, чтобы вытащить руки и сбросить ее. На нем клетчатая рубашка, которую я неуклюже расстегиваю, но он ловит мои руки, останавливая меня.

– Ты уверена, что в порядке?
– спрашивает он, затаив дыхание, его губы распухли.
– Ты кажешься взволнованной.

Я расстегиваю другую пуговицу.

– Я в порядке.

– Но я не хочу, чтобы мы двигались слишком быстро, - говорит он, пока я расстегиваю пуговицы.
– Ситуация и так развивается стремительно, и я боюсь, если мы начнем снова... в горячке... мы не сможем остановиться.

– Ты не хочешь этого?
–  Господи, пожалуйста, скажи нет.

– Нет, – он проводит рукой по моей щеке.
– Но неважно, чего хочу я... Имеет значение только то, чего ты хочешь.

– Я хочу тебя, - говорю я, вдыхая тишину его прикосновений, пока он гладит меня по щеке подушечкой большого пальца.
– Я чувствую... я чувствую, что ждала тебя всегда.
– это звучит глупо, но это правда, и она заставляет его слегка улыбнуться.

Он медленно расстегивает оставшуюся часть рубашки, выскальзывает из нее и бросает на пол рядом с курткой. Дыхание перехватывает при виде его поджарых мускулов и татуировки, покрывающей гладкую кожу. С правой стороны, прямо на ребре, изображена Ангел с черными перьями за спиной, из её глаз катятся слезы. Её черные волосы откинуты назад и переходят в перья. С противоположной стороны наколота надпись, и я пробегаюсь пальцами по витиеватым буквам:

Чернота сотрясла землю и захватила тела смертных. 

Огонь возник над полями, и голод овладел океанами. 

Смерть победила гнев и Ангела Смерти. Так было суждено, но всегда есть жертва. 

Один прекрасный Мрачный Ангел со смертью в ее крови и на ее плечах объединила их, и единственным выбором она спасет мир. 

Но не так легко отказаться от борьбы.