А бой с каждой минутой не только не утихал, а разгорался все сильнее, будто пролитая кровь подхлестывала людей, заставляла безумствовать, совершать геройские поступки и лить горячую жидкость активнее.

Хей! Получай! Пошла потеха.

Сабля Василя Маньяка ласточкой порхала возле врагов, оставляя алые полосы на телах, отделяя руки и головы. Есаул недаром держал у себя в отряде самых безбашенных головорезов, могущих двое суток биться а потом еще столько же спускать пары в захваченной деревне или городе.

Да... казачки даром что буйный народец, так еще и вольный, ценящий доблесть и силу порой больше сладостного звона злата. И удержать в кулаке даже десяток таких - уже немалая задача, а когда их с полтыщи то и вовсе казалось бы непосильная задача, но Василь справлялся, где сам рукой приложит, где сотники с хорунжими нагайкой отходят - самых непослушных. Как бы там ни было, но своих молодцев Маньяк держал крепко, чем и славился не только среди остального казачества, но и был на хорошем счету у самого фельмаршала Шереметьева, приметившего довольно молодого командира еще с Южной Войны.

Но вот прошли полчаса жаркой сечи, линия боя постепенно выровнялась и стало понятно, что дальше биться - свою кровушку попусту лить. Клятым бело-черным подошло подкрепление, да не абы кто, а считай как царевы гвардейцы: в кирасах, с пистолями и на огромных рысаках, готовых одним только корпусом давить низких неприхотливых лошадок казаков.

Все чаще падали казачки от ударов палашей, все больше пуль находило сладостную плоть и куда меньше валилось от стрел всадников...

Маньяк видел, что еще чуток и калмыки дрогнут и тогда им придется совсем туго, нужно было отступать, но сделать это следует хитро, чтоб враг в засаду угодил. Которой пока не было. А поэтому...

– Минька скачи к полковнику Карелину, его ребятки аккурат на холме стоят, пусть готовятся - мы на них свежатинку выведем!

Молодой казачок, считай армейский ординарец, приказ понял верно и мигом бросился в тыл, по дороге через чахлую рощицу, к своим.

Есаул же постепенно собирал вокруг себя весь отряд и готовился отойти, но перед этим ему следовало сдюжить не самые приятные минуты боя.

Прямиком на них несся клином эскадрон вражеских кирасир.

– Айда братцы, покажем клятым как бьются настоящие мужики!
– гаркнул Василь и первым бросился навстречу противнику...

Вот только как бы не были яры казачки устоять против бронированных кирасир им было не судьба. Да что там... едва ли один из пяти ударов достигал цели и то не смертельный, а скорее дразнящий будоражащий кровь.

Ах, как бился Маньяк! Его верная сабля порхала ласточкой вокруг врагов, жаля и коля. Вжик! Алая полоса на бедре, шмяк - скользящий блок и тут же контратака в левый бицепс. Хоть и защищен враг, но есть места которые свободны, такие что будь они на земле пешими и эти увальни валились бы как снопы под серпом молоденькой мастерицы. Но они на конях - на скаку, в жуткой давке и меньшим числом.

Но Василь не отчаивался, верил в своих бойцов, как верил в самого себя. Знал, что не покажут они спину, не дадут врагу пройти...

– Назад, бежим!
– неожиданно закричал кто-то.

Маньяку показалось, что ослышался, но нет крик повторился и он узнал в нем своего бойца Сашко Белого, из Куриц что на Львовской земле, считай в самой Польше. Этот молодчик в свое время бежал от господ-шляхтичей, а теперь видать решил просто бежать.

'Вот сука!' - скрипнул зубами есаул, отбивая очередной удар прыткого кирасира.

Неожиданно оказалось, что весь его отряд медленно начали теснить, да так, что каждую минуту под копыта падали все больше казаков, а не кирасир. Размен шел один к трем, это Василь отметил мимо ходом - в постоянных боях командиры учатся многому, правда если они настоящие бойцы, а не купившие чин лоботрясы.

Теперь уже дабы не сгинуть по глупому есаул решил ослабить натиск, который и без того почти полностью угас будто свеча под морозной вьюгой. Вот только следовало организовать все так как задумывал и вывести врага на фузилеров.

– Отходим, братцы!
– крикнул он.

Вжик! Сабля крутанулась в руке и напоследок сверкнула в лучах, задела шею врага и упала на землю. Вместе с кистью. Маньяк взревел и налитыми кровью глазами увидел перед собой командира кирасир на огромном вороном жеребце. Палаш того весь изгваздан в крови, волосах и кусочках плоти с дроблеными костьми.

На лице его застыла полубезумная улыбка мясника, готового рвать любого зубами. Гортанно зарычав он вскинул клинок чуть выше головы.

Свист...