К утру заканчиваю лишь обрисовывать контуры. Проще было бы нарисовать карандашом или углем, без цвета, но зачем?
Рому с Андреем в комнату пускать не стоит. Рома может легко все перевернуть, а Андрей...
Пусть готовая картина будет для него сюрпризом.
После восхода собираюсь вернуться к работе, но в дверь стучат.
Андрей пытается общаться с миссис Ричардс, но у него не получается.
Приходится идти на помощь.
– О, Джон!
– радуется домоправительница моему появлению.
– Я принесла для вас оладий.
На тарелке - огромная гора оладий. В другой руке у миссис Ричардс - плошка с медом.
– Ваш дед любил мед, - говорит старушка, протягивая мне еду.
– Позавтракайте, негоже сидеть голодными.
– Спасибо, миссис Ричардс, - благодарю.
Отдаю еду Андрею.
Не припомню, чтобы я вообще ел при миссис Ричардс, ранее миссис Доусон. В том числе и мед.
Окна приходится открыть. Мне запах красок и растворителей без разницы, но его потянет в комнаты, а там двое людей, которые иногда дышат.
Смешиваю выбранные цвета на палитре.
Обедом, похоже, моих людей накормит снова миссис Ричардс.
Возможно, даже ужином.
***
Работа над картиной занимает оставшееся время до понедельника. Иногда заходит Апрель, критически оглядывает мою мазню и, фыркнув, уходит.
И лишь перед восходом в понедельник я наконец делаю завершающие штрихи.
– Можешь показывать своей куколке, - отзывается откуда-то из-под потолка Апрель.
– Угу, - промываю кисти.
– Только пусть еще подсохнет.
– Вот подсохнет, на стенку повесишь. А показать и сейчас можно.
Протираю руки льняным маслом.
В кухне - запах гречневой каши.
Даже не пригорела.
Рома послушно возит ложкой по тарелке. Рядом заправляет свою порцию молоком Андрей.
– Отвлекись, - говорю слуге.
– Пойдем, покажу твой портрет.
– А, да, - отставляет в сторону пакет.
– Пойдемте.
Картина на мольберте вводит слугу в легкий ступор.
На ней - Андрей и Маша. Только Машу я изобразил старше, лет пятнадцати. Портретный Андрей стоит, обняв ее за плечи.
Думаю, я смог передать то выражение, какое было у него на лице во второй день нашего знакомства. Тогда, в детской больнице, когда он убедился в ее полном выздоровлении.
– Она вырастет такой, да?
– тянется рукой к портрету, но я его останавливаю.
– Не трогай, краска еще не высохла... Да, такой.
– А я таким же останусь?
– Ну, лет через десять не сильно изменишься, это точно, - соглашаюсь.
– Ты теперь стареешь раза в три медленнее, чем другие. В шестьдесят будешь выглядеть лет на сорок. В сто - лет на шестьдесят максимум.
– Лет через двадцать мы будем выглядеть, получается, ровесниками? Ну, внешне.
– Возможно.
– Спасибо...
– тихо говорит.
– Мне еще никогда не дарили картины, особенно собственный портрет.
– Всегда пожалуйста, - отвечаю.
***
Собеседование проходит удачно. Олеся и Николай Макаровы будут следующий год опекать Рому. Мои требования они воспринимают адекватно, Рома вызывает у них симпатию. Мое упоминание, что мальчик пережил смерть матери и отказ отца прибавляет еще и сочувствие.
Но посмотрим, как все пройдет. Предусмотреть все нельзя.
Приедут в Москву через две недели. За это время мне нужно подготовить квартиру, оформить документы.
И заняться птенцом, наконец.
Билеты в Москву Роме с Андреем заказываю на среду.
А еще мне надо придумать, что делать с домом в Хабаровске. Учитывая поддельную мать Саши Морозова.
***
– Жаль, не получилось встретиться с Машей, - говорит Андрей перед входом в аэровокзал.
– Ну, она приедет на каникулы, еще недолго, - пожимаю плечами.
– К тому же не стоит сбивать ей учебный процесс.
– Это да...
Прощаюсь у входа.
Я прибуду в Москву несколько позже. У меня Апрель.
***
Из Щелкова съезжаем опять в Москву. Выбираю квартиру на последнем этаже двадцатидвухэтажного здания. Она даже обходится дешевле - крайние этажи всегда несколько ниже по цене.
Дом относительно новый - ему нет и пяти лет.
Квартира большая - четыре комнаты, коридор оканчивается большой кладовкой. Риэлтор подсказывает сделать в ней гардеробную. Уверяю, что так и поступлю.