Вильгельм уважал меня, он выполнил мою просьбу и ничего не сказал Поле. Боже мой! Почему я не воспользовался помощью, предложенной мне этим юным купидоном? Нет! Больше всего на свете я боялся, что Пола может подумать, будто я добиваюсь ее, используя сына. Какие-то остатки порядочности у меня все же еще были.

«Она знает, она тебя не вышлет», — слова Вильгельма звучали у меня в ушах и будили надежду. Я пытался восполнить отсутствие Полы на уроках и навещал ее, чтобы рассказать об успехах Вильгельма. Но Пола задавала меньше вопросов, редко разговаривала со мной. Что-то нарушило нашу прежнюю дружбу. Но что? Неужели Вильгельм проговорился? Как-то я рассказал, что мальчик уже управляется с оружием и ездит на лошади так же хорошо, как учит мессы. И… Пола обняла меня и поцеловала. Самые жаркие ласки любивших меня женщин не доставляли мне такой восторженной и чистой радости. Память об этом поцелуе до сих пор жжет мою щеку. Удивительно, насколько сильна настоящая любовь! То, что Пола была дочерью графа, а я всего лишь учителем ее детей, не имело никакого значения. Для сердца ранг и положение в обществе не важны. Я был потрясающим любовником, пользовался большим успехом, в девяти случаях из десяти достигал цели благодаря абсолютной уверенности в своей неотразимости. Но с Полой у меня все было по-другому. Я уже не мог положиться на свое мужское обаяние. Обычно я с испугом думал: «Нет, не сейчас, попытаю счастья в следующий раз». Ее отказ означал бы для меня смерть. Я старался скрывать свои чувства, но все у меня получалось нелепо, как у молодого дурака, который в присутствии женщин начинает заикаться и путаться в словах. Я ее любил по-настоящему, и перед этим огромным чувством оказался совершенно беспомощным. Пола все понимала.

Вскоре в Бауэкс приехал Ролло. Он, конечно, поселился во дворце Полы и чувствовал себя здесь как в собственном доме. В ту ночь я не сомкнул глаз, ревность разрывала мое сердце на части. Я представлял, как Ролло удовлетворяет свои дикие страсти с женщиной, которую изгнал, и которую я люблю. Бессознательно, в глубине души я, грешник, даже мечтал о смерти Ролло. На следующее утро он вызвал меня к себе. Я приготовился к серьезным разговорам и состроил важную мину.

— Я слышал, ты хорошо выполняешь свою работу. Вильгельм сделал большие успехи и привязался к тебе. Я благодарен тебе. Ты сумел заставить его серьезно отнестись к урокам Ботто.

Я ожидал услышать совсем другие слова и удивился. Ролло улыбнулся и похлопал меня по плечу, по тому самому, которое все еще болело после его прощального напутствия.

— Ну-ну, сын мне все рассказал.

Я в ужасе замер: о чем рассказал? Ролло помрачнел. Словно солнце зашло за тучи.

— Теперь перейдем к самому главному. Что ты накрутил с Полой?

Я стоял ни жив ни мертв.

— Что вы имеете ввиду, мой гос-по-дин? — пробормотал я, налегая на слово «господин».

Ролло не привык к такому обращению. Так обычно называли епископа из Руана или Его Святейшество в Риме. Долгие годы, проведенные в обществе французских графов, научили меня употреблять это слово кстати и не совсем кстати.

— Ты понимаешь, с Полой… Никогда раньше такого не было, — начал он и посмотрел в сторону, явно испытывая неловкость. — Сегодня ночью она сказала, что по христианским законам таинство брака нельзя осквернять сожительством с другой женщиной. И я, женатый мужчина, могу впасть в смертный грех, так же, как и она. Никогда не слышал ничего более глупого! Пола и я давно женаты, у нас двое детей. Никто, кроме тебя, не мог внушить ей такие идиотские мысли, ведь ты здесь единственный кюре.

— Мы с ней не говорили об этом, — ответил я, с трудом скрывая охватившую меня радость.

Ролло непонимающе уставился на меня.

— Хватит шутки шутить! — заорал он. — Говори толком.

Я стал объяснять, что Пола Беранже была крещена, как только появилась на свет, и христианские правила заложены в нее с детства, задолго до того, как я появился в Бауэксе. Я ни словом, ни намеком не касался этой темы. Могу поклясться на реликвиях святого Вааста. Но если она поступает так, как он рассказывает, то это характеризует ее как высоконравственного человека и настоящую христианку.

Все это я проговорил так, что сам себе показался настоящим садистом. А реликвии, которые я упомянул, — как раз те самые, которые Ролло вернул в Руан. Он взглянул на меня с недоверием.

— И я должен все это выслушивать от такого прохвоста, как ты?! Конечно, у вас с Полой на все один ответ. А, может быть, она не прочь разделить ложе с неженатым кюре? Чего молчишь?

— Бесстыдник! — воскликнул я. — Ты же говоришь о матери своих детей. По-твоему, она не может придумать ничего лучше, чем грешить с сельским кюре?

— Я без тебя знаю, какова моя Пола; уж мне-то известно, какова она! — пробормотал он. — И про твои похождения наслышан достаточно.

— Интересно, может, ты и меня кастрируешь, как Дионисия?

Ролло смутился.

— Ладно, давай скажем так: пока я тебе верю, а дальше будет видно. Я мог бы расспросить Вильгельма. Он как открытая книга, и расскажет все. Но едва ли он достаточно вырос, чтобы все это понимать.

— Когда же это ты научился читать открытые книги? — разозлился я, но вовремя опомнился.

Ролло захохотал, дружески, как медведь, хлопнул меня по плечу, а я только удивился, почему у меня не отвалилась рука.

— Отличный ответ. Удар отбит! — сказал он. — Однако и Пола, и Бауэкс обойдутся без тебя. Ты мне нужен. Рауль не справляется. Он слишком француз. Не в моем вкусе. Ты лучше. И Пола тоже так считает. Все. Решено.

— Да-а-а, я тут в Бауэксе стал совсем святым. Но Вильгельм… Как же его учение?

— Мальчик может отдохнуть. Он стал таким ловким и умным, что может учиться дальше самостоятельно. А если понадобится твоя помощь — приедет в Руан.