Шрифт:
Между бровей Ричарда снова обозначилась морщинка.
— Король — мужчина в самом расцвете сил, — произнес герцог, цитируя винчестерского епископа. — Ему тридцать с небольшим. И судя по тому, что мне известно, он далеко не урод и женщинам не противен.
Стало быть, у него полно наложниц, и все это знают, подумала Эмма. Но — они есть у любого властителя. У ее собственного отца было четверо детей от наложниц; со всеми ними она дружила. Ведь он зачал их прежде, чем встретил Гуннор; впрочем, очевидно, есть парочка сводных братьев или сестер, о которых Эмме ничего не известно.
— Как звали ту, чьей преемницей мне предстоит стать в королевской спальне? Кстати говоря, вряд ли она оставила сей мир вовсе бездетной?
Роберт вздохнул, а за ним и Ричард.
— Эти саксонские имена… Они пишутся так, словно все буквы перемешали, как игральные кости, потом высыпали и пытаются прочесть в том порядке, как они легли. — Роберт заглянул в шпаргалку. — Аэльфгифу, — прочитал он по слогам. — Но я слышал, епископ Винчестерский называл ее Альгивой. На твой второй вопрос я отвечу цифрой одиннадцать. Младшему ребенку, рождение которого стоило ей жизни, сейчас около полугода. Из остальных десяти старшему теперь тринадцать, пожалуй, уже четырнадцать. Но на пару-то лет ты их, во всяком случае, старше!
В этом слышалась мольба. И ни Роберт, ни Ричард не подымали глаз.
— Так вот что мои братья называют хорошей партией!
Братья молчали, потом вступил Ричард:
— Вовсе не обязательно, чтобы королева — кем бы она ни была — занималась ими сама. Разумеется, с тобою отправятся все женщины, какие тебе понадобятся.
— А что на это говорит мама?
И снова братья отвели глаза.
— Ей еще не говорили. Мы желали бы прежде услышать твое собственное мнение.
Эмма усомнилась, однако, что это — знак уважения, и, подумав об одиннадцати пасынках и падчерицах, поинтересовалась:
— А когда же, в таком случае, состоится свадьба, если мое мнение действительно что-то значит?
— Как я понимаю, ближе к весне, — отвечал Ричард. — Прежде положено истечь году траура. К тому времени, мы надеемся, ты немножко выучишь свой новый язык. У епископа Эльфеа есть один монах, датчанин по происхождению, которого он и предоставляет в твое полное распоряжение.
— Хорошо, что ты знаешь датский, а не один только французский, — подхватил Роберт. — Англосаксонский куда ближе к датскому, хоть и не сказать чтобы прямая родня. Но ты способна к языкам и быстро станешь делать успехи. Своим чутким ухом ты уловишь соответствия между датским и английским.
Теперь настал черед Эммы вздохнуть:
— По-вашему получается, что все уже решено?
Они переглянулись, как двое сорванцов, застигнутых врасплох. Роберт наконец поднял на нее свои синие глаза:
— Ни один из нас не допускает мысли, что ты позволишь «вызову» исходить от тебя. Мы не мыслим тебя хозяйкой замка где-нибудь во Франции, где единственным твоим занятием станет рождение детей и возня с собаками, покуда твой высокородный супруг предпринимает отчаянные попытки чуть расширить пределы своего графства, чтобы карету не заносило в соседнее на каждом повороте…
— Но быть может, есть партии и получше?
— Какие же? Не хочешь ли поменяться с Хедвиг: жить в графском замке в этом продуваемом всеми ветрами Ренне и знать, что все, что бы ни делал твой муж и господин, решается герцогом в Руане?
Эмма опустила глаза и расправила юбку на коленях, пытаясь найти ответ. О, братья видели ее насквозь! Она ощутила стеснение в груди: так бывало всегда, когда она волновалась. Она сделала глубокий вдох, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Подумать только: королева, королева, королева — ни одна женщина из рода Ролло не подымалась на такую высоту. О нет, от этой мысли стеснение в груди не пройдет! Нужно успокоиться. Наконец кое-что пришло ей на ум. Вскинув голову, она принудила герцога взглянуть ей в глаза.
— Мне по-прежнему трудно понять, в чем именно состоит вызов. Допустим, король Этельред — действительно «мужчина в расцвете сил»; это ваше мнение, и его стоит принять во внимание, поскольку вы с королем — почти ровесники. Но насколько мне известно, у всех его предшественников была склонность погибать в молодом возрасте. Отец короля не успел достичь даже нынешнего возраста своего сына, а брата короля убили, когда он был в моих годах, не так ли?
Эмма выдержала паузу и посмотрела в глаза Роберту, тот кивнул. Братья поспешно обменялись взглядами: поразительно, откуда Эмма так хорошо знает историю английского престола, сами они ведь ничего ей не рассказывали о ее темных страницах. Неужели молва опередила их?
— К чему ты клонишь?
— Видите ли, если нынешний король Этельред окажется жертвой той же дурной манеры умирать молодым, своей смертью или не своей, не важно, — тогда останется с полдюжины принцев, претендующих на корону. А меня ожидает доля несчастной вдовствующей королевы, не имеющей даже шансов на титул «королевы-матери». Незавидная судьба!
— Жизнь и смерть — суть не в руках человеческих, — смиренно вставил архиепископ. — Если исходить из этого…
Но тут его перебил герцог: