Шрифт:
— Этого советника теперь нет и…
— Да, я знаю, что Леофсиге объявлен вне закона за свое преступление, — поспешно перебил короля Эадрик. — Но не следовало бы отпускать его из Англии с головой на плечах. Ведь он, судя по имеющимся сведениям, потворствовал датчанам и, конечно же, вернется сюда, и вовсе не как твой друг. Тот, кто однажды побывал эльдорменом Эссекса, никогда не забудет, что его вынудили оставить эту должность.
Кавалькада выбралась наконец из овечьего стада и могла теперь двигаться скорой рысью, благо лошади успели отдохнуть. Но Этельред в этот миг не правил ни конем, ни своими мыслями. Леофсиге объявили вне закона вовсе не из-за мирного договора и «датских денег», и Эадрик прекрасно это знает. Но времени с тех пор прошло порядочно, так что можно все валить на Леофсиге, хотя и сам король, и Витан согласились, что дань придется выплатить. Но — примись он, Этельред, сейчас выгораживать Леофсиге, придется всю вину брать на себя. Так ведь и говорят, разве что вслух не именуя короля…
Каким же дураком оказался этот Леофсиге! В бессмысленной стычке из-за власти убить одного из приближенных короля — хайрива Эльфрика! Этельреду ничего не оставалось, как допустить падение Леофсиге. И таким образом лишиться двух лучших сподвижников — как раз когда они ему так необходимы! Эадрик Стреона оказался как бы ниспосланным ему свыше за его молитвы: может, именно такого советника королю не хватало?
— Эадрик, почему ты веришь, будто те слухи правдивы — именно теперь?
— Потому что никто — ни датчанин, ни англичанин — более не верит, что ты в силах противостоять врагу. Ты уже проигрывал много раз.
Король Этельред понурил голову под тяжестью обвинения.
— Что, прямо так и думают?
— Я-то думаю не так, — уверил Эадрик. — Я думаю, ты можешь стать спасителем Англии. Но…
Эадрик не договорил. Но король и сам догадался: «но только с помощью моих советов».
Эльфрик, Леофсиге, мать — как их всех теперь не хватает. Он уже изгнал было их всех из памяти, когда Эадрик Стреона вновь все ему напомнил. Как же теперь одиноко! Распри, недоверие, возникшее после совершенного Леофсиге… Напасти так и сыплются на него и его двор: это сама Смерть льнет к нему — и к его царствованию!
Чтобы начать все сначала, пришлось пойти даже на то, чтобы породниться с нормандскими герцогами. И вновь он пытается усидеть на двух стульях, не сказать ни да, ни нет, если только…
Но кажется, Господь наконец-то послал ему нужного человека. Да, конечно же, надо во всем слушаться советов Эадрика! Не вилять то влево, то вправо, но идти прямой дорогой — с помощью Господней и Эадрика!
— Вон впереди таверна, — заметил Эадрик, — не выпить ли нам доброго пивка?
Да, как раз об этом и думает теперь Его Величество.
На редкость тягомотная выдалась поездка в Лондон…
Той осенью король Этельред много совещался с Эадриком Стреоной. Они писали послания в каждый приход, предупреждая получателя под страхом смертной казни сохранить их в тайне до особого распоряжения короля.
И столь ужасным показалось адресатам данное им поручение, что они сохранили его в тайне; лишь кое-где в маленьких городках поползли смутные слухи, но их сочли безумными и не поверили.
Однако утром 13 ноября — дня святого Бриктия — самые ужасные слухи получили подтверждение. Для остальных же, не слыхавших безумных рассказов, случившееся явилось полнейшим и невероятным потрясением.
Распоряжение было таково: все датчане должны быть умерщвлены. В каждом городе, в каждой деревне, в каждом округе, всюду, где бы они ни жили или ни встретились, да будут безо всякого снисхождения, следствия и суда преданы смерти.
И город за городом, деревня за деревней, округ за округом Англия выполняла распоряжение. Порой со скорбью и болью, порой в неистовой радости: наконец-то отомстятся все бесчинства и грабежи — до четвертого и пятого колена, свершится правосудие, и богатство, неправедно попавшее в датские руки, вернется наконец к англичанам!
А кое-где не происходило ничего. Шериф попросту откладывал письмо подальше — очередное свидетельство королевского неразумия. Но в таких городах, как Оксфорд, совершалась настоящая кровавая баня. Датский купец проснулся на рассвете: в его дом ворвались вооруженные англичане. Ухитрившись выпрыгнуть из окна собственной спальни на втором этаже, он мчался на другой конец квартала. И там барабанил во всю мочь в окна другого датского семейства, предупреждая, что их ждет.
— Бегите к святому Фридесвиде, — кричал он, перебегая от дома к дому. Вскоре все датчане Оксфорда уже знали, что их ожидает. Их истребят. Как вредных насекомых. За что? Никто не знает. Узнаем потом когда-нибудь. Теперь — время спасать свою жизнь. Бегите к святому Фридесвиде!
И все, кто мог, побежали. В этом монастыре жило несколько датских монахов, так что все датское население Оксфорда считало монастырскую церковь своей. Там мир Божий защитит их!
Иные не поверили предупреждению, решив, что сумеют договориться с англичанами. Они ведь были прежде друзьями и общались и по торговым делам, и так просто. Не может быть, чтобы англичане…
Другие не смогли заставить своих детей бежать к церкви быстрее, а сами тащили на руках уж и вовсе младенцев. Всех их догоняли и забивали дубинками.