Большинству все же удалось добежать невредимыми до церкви. Некоторое время ушло у беглецов на то, чтобы взломать замки и двери, по некой неведомой причине оказавшиеся на запоре. В последний миг всем удалось вбежать в церковь и забаррикадироваться изнутри. Но опьяневшие от крови преследователи попытались силой проникнуть в святое место, дабы извлечь оттуда датчан. Некоторых из них, находившихся у дверей, удалось выволочь — двери не выдерживали ударов бревна, которым англичане их таранили. Но датчане отчаянно отбивались, и ни один из нападавших не пробился в опасный пролом.

В конце концов чью-то голову посетила свежая мысль — поджечь деревянную церковь. Так святой Фридесвиде сгорел со всеми своими реликвиями и книгами. И большинство датчан погибло в огне и в дыму — мужчины, женщины и дети.

И Паллига тоже отыскали Этельредовы ретивые исполнители. Он также нашел смерть на заре тринадцатого ноября. С ним был сын: мальчик так и не успел проснуться.

А из Ройал-Касл в Винчестере выволокли Гуннхильд дочь Харальда, отвезли на холм Святого Эгидия и обезглавили.

В Данелаг, разумеется, циркуляров не отправляли — это бы испортило все дело…

Ужас охватил страну после содеянного.

Сперва мертвое молчание сковало приближенных короля Этельреда. Никто ни в чем не мог быть уверен. Кто знает, не ринутся ли ангелы смерти на тех, кто сегодня осуждает короля и его решения? «Тот, кто не со мною, против меня». Значит ли это, что, ежели кто выразит свое недовольство, тот будет объявлен изменником и приравнен к датчанам?

Разумеется, толпа не смогла истребить всех датчан к югу от дороги Уотлинг, многие смогли надежно укрыться. Когда первая безумная жажда крови оказалась утолена, виновные ощутили угрызения совести, попрятались или открестились от содеянного. Молчание сменялось — город за городом, деревня за деревней, округ за округом — внятным ропотом тех, чьи руки остались чисты. Знай они, что произойдет, или имей достаточно воображения, чтобы поверить слухам, они предотвратили бы резню!

Усердствуя в умывании рук, иные переходили грань христианского милосердия: многие ощутили потребность перейти на сторону уцелевших датчан, чтобы впоследствии не бояться их мести. Ведь уцелевших было немало, у них оставалось достаточно власти и влияния. Разумеется, большая часть их — добрые христиане, хотя и не все; но и те, и другие упорно придерживались древнего обычая кровной мести. Произошедшее для многих выглядело, прежде всего, страшным оскорблением для всего рода. Даже если они на словах и в сердце отвратились от кровной мести и считали ее варварством, тяжесть на душе и давление со стороны почитающих асов [17] родичей может и перевесить, кое-кто не устоит и выполнит свой «долг» хладнокровно и расчетливо.

«Датчане», кстати говоря, было условное понятие, имеющее юридический смысл лишь для королевской канцелярии. Под общее название попадали все норманны — и шведы, и норвежцы, и исландцы. Многих, имевших родственников в Данелаге, прикончили в день святого Бриктия, — а там, на севере, хорошо различали скандинавские народы, — но убитые на юге родичи не могли ожить оттого, что не были датчанами по рождению.

Англичане ощущали, что последнее слово в этой истории еще не сказано. Если даже датчане на юге оказались — в буквальном смысле — обескровлены, унижены и напуганы — на какое-то время, не похоже, чтобы обитатели Данелага так уж испугались и присмирели. К тому же, что теперь предпримет датский король, чья кровная сестра тоже пала жертвой резни?

Король Этельред попытался усмирить бурю, подымающуюся и разрастающуюся по всей стране, приказав всем священникам зачитать с церковной кафедры «разъяснение». В нем говорилось, будто король получил сведения о том, что-де датчане хотели вероломно лишить жизни сперва его, а затем его советников, после чего захватить все королевство.

Паства не поверила: пусть король сам слушает свои сказки. Пусть бы сперва разузнал, есть ли в них хоть капля правды.

Эадрик Стреона испросил для себя поручение — успокоить соседние страны, разъясняя причины, вынудившие английского монарха пойти на подобный шаг.

И с этим поручением отплыл в Ирландию, выбрав из всех стран ее, и принялся, как мог, преуменьшать доходившие и туда слухи. Ирландцы оставили разъяснения без внимания: что им вообще до шагов английского монарха?

Не надеялся Стреона и запугать ирландцев. Для последнего скорее стоило бы отправиться в Нормандию, а то и в Данию. Но в упомянутых странах, как он чувствовал, будет сложно дать королевскому деянию должное толкование; главным же было отсидеться в сторонке, пока не успокоится бушующая буря.

Совершенное королем убило Эмму.

Сперва она просто не верила. Не могла поверить, что и Гуннхильд — в числе убитых. Требовала, чтобы ей показали обезглавленное тело. Ей показали.

Единственный ее друг во всей этой стране! Неужто отец ее ребенка — такой законченный глупец? Разумеется, всему виною этот Эадрик, но ведь тяжесть ответственности лежит на короле!

Трудно сказать, что было сильнее в ее душе — скорбь или ярость. Сперва утрата Гуннхильд заслонила случившееся со всеми остальными английскими датчанами. Когда же королева наконец поняла, что не только Гуннхильд, но и Паллиг, и Харальд настигнуты убийцами, ее охватил бешеный гнев. Убитыми оказались многочисленные дворцовые слуги, с которыми она еще вчера говорила. Убит Йенс-монах! Король Этельред, к счастью для себя, уехал в Андовер — она задушила бы его голыми руками!