— В чем дело, Петя? — спросила у провинившегося ученика Наталья Ивановна. — Почему по коридору бегаешь: я ведь говорила, что этого делать нельзя!

— Мне папа разрешил, — гордо сообщил Петя. — Он сказал: «Делай, сынок, в школе что хочешь, только туда ходи».

— А кто твой папа? — вмешалась завуч.

— Петухов. Вы что, его не знаете?! — изумился Петя. — Он в милицейском подвале работает и любого в камеру посадить может: и вас тоже, если ко мне приставать будете.

— Да?! — переглянулись завуч и Наталья Ивановна. — Звонят на урок: иди в класс и веди себя хорошо. А твоего папу мы завтра в школу вызовем.

— Вызывайте, — снисходительно разрешил Петя. — Он к вам на специальной машине приедет, в которой преступников возят.

— Пусть приезжает хоть на верблюде! — оборвала развязного ученика завуч. — Тогда и поговорим. А сейчас — марш в класс!

На втором уроке Наталья Ивановна объяснила, как правильно держать ручку и чертить палочки. Поле, уже умевшей писать почти все буквы, стало скучно, и она обрадовалась, когда, внося разнообразие в монотонный учебный процесс, из-за парты вдруг поднялась маленькая ученица с бантиком на голове и принялась заполнять портфель своими учебниками и тетрадями.

— Ты куда собираешься, Оля? — прервав урок, подошла к ученице Наталья Ивановна.

— Домой, — застегивая портфель, застенчиво сообщила Оля.

— Может быть, ты в туалет хочешь? — с надеждой спросила Наталья Ивановна.

— Нет, домой, — упрямо мотнула головой Оля. — На уроки я завтра приду, если погода хорошая будет.

— Свой характер проявляй с мамой, а не со мной, — рассердилась уставшая от сегодняшних хлопот Наталья Ивановна. — Если каждый с уроков станет уходить, когда захочет, то учить некого будет. Потерпите немного: минут через десять я всех отпущу домой. А пока запишите домашнее задание.

Услышав о домашнем задании, Оля заколебалась, нехотя расстегнула портфель, взяла дневник и уселась за парту.

Домой Ноля и Люда шли возбужденные и довольные. Светило ползущее к зениту солнце, суетились готовящиеся к холодам птицы, подставляли сентябрьскому ветерку свои пока еще упругие щеки зеленые листья, а люди вокруг были удивительно добрые и приветливые, и словно говорили спешащим домой первоклассникам: «Поздравляем с новой учебной жизнью, ребята! Счастливой вам школьной дороги!».

СУЕТА СУЕТ…

Подождав первомайских праздников, в дом эту неприятность, именуемую «болезнь», принес, конечно, Родя. Полине такая пакость не пришла бы в голову, нагруженная продовольственными сумками мама излишнюю тяжесть просто не донесла бы, а папе с его сумасшедшей работой подобными пустяками заниматься было некогда. Не то что Роде: приплелся из детского садика, кашляет, из носа течет, а он еще по комнатам бегает и вирусы по углам разбрасывает, причем так хорошо маскирует, что Поля, как ни искала, ни одного не нашла.

— То вши притащит, то грипп, — разворчалась мама. — Я тебя за этим в детский садик посылаю? Возьми пример с Полечки: из школы ничего, кроме пятерок, — а могла бы!

Первоклассница Поля, в дневнике у которой красовалась полученная сегодня и пока скрываемая от родителей двойка по поведению, слегка поежилась, но поскольку критике подвергался Родион — ее главный конкурент в присвоении семейных удовольствий, то она храбро поддержала маму:

— Всегда ты такой, Родечка: только о себе думаешь! Возьмем и обменяем тебя на другого мальчика, если слишком часто болеть будешь. Правда, мамочка?!

Не ожидавшая подобных выводов из своих слов мама растерянно произнесла: «Не совсем так», — и, увидев, как лицо несправедливо обижаемого Родиона перекосила плаксивая гримаса, энергично запротестовала: «Глупости говоришь, Полина! Мы Родика очень любим, ни на кого не поменяем и сейчас будем лечить».

— Давно бы так! — одобрил папа. — У ребенка наверняка повышенная температура, а они изгаляются. Одно слово: женщины!

Несмотря на Родины протесты, его уложили в постель и начали поить горячим молоком с медом и маслом. Затем подошла очередь лекарств, к выбору которых подходить надо было осторожно, поскольку Родион, несмотря на мамины рассуждения о пользе, все горькое выплевывал, и приходилось прибегать или к маминой хитрости, или к папиной физической силе. Хитрость заключалась в том, что таблетки измельчали в порошок, смешивали с вареньем, и, отвлекая Родино внимание сказкой о Дюймовочке, запихивали эту смесь ему в рот. Для убедительности папа иногда стоял рядом и жалобно просил, чтобы аспирино-вареньевого троянского коня отдали ему, а не Роде, после чего жадный Родион, с опаской косясь на папу, мгновенно проглатывал мамину наживку. Но в этот раз хитрость не удалась: Родя при виде ложки с вареньем верещал так, словно с ним собирались познакомить гремучую змею, — и пришлось папе, вспомнив свое спортивное прошлое — у него был третий разряд по шашкам, — держать сына за руки и ноги, в то время как мама, умело разжимая Родины челюсти, всовывала ему в горло противную смесь. Сцену из семейного быта дополняла Полина, бегая, попискивая, вокруг, и пытаясь помочь то Роде, то родителям: в зависимости от того, на чью сторону склонялись ее симпатии. Процесс лечения с перерывами на отдых продолжался до позднего вечера, после чего Родю хорошенько укутали и усыпили сказкой о приключениях Маши в спальне трех медведей.

На следующий день радио и телевизор объявили о первомайской демонстрации, куда с рассветом начали собираться Полина и объявивший себя очень здоровым Родион. Но термометр и глухой кашель разоблачили Родину симуляцию и ему пришлось, глотая вместо намечавшегося мороженого слезы, остаться дома, вместе с мамой, переложившей на Полю и папу свою гражданскую обязанность помахать перед трибуной транспарантом «Слава КПСС!».

С демонстрации Поля и папа пришли веселые и счастливые, переполненные информацией «кто как шел» и «что где продавалось», и сколько стаканов газированной воды выпили наперегонки Поля и ее подружка Люда. Завистливый Родя попытался переключить внимание на себя, разглагольствуя о пельменях, изготовленных мамой под его руководством, но, осознав нищету нарисованной им картины, затих и приуныл, и только принесенные папой зефир и леденцы улучшили его настроение.