Хаски не торопился отвечать, рассматривал тарелку.

– У него табу на Вильмонт, - ладонью прикрыв половину лица, шепотом будто на ухо рассказал великую тайну Польски.

– Заткнись, а?
– повторил более грозно Дмитрий, а я с улыбкой за ним наблюдала со стороны.

– Что за табу?
– любопытство дело тонкое, в конце концов, здесь одна из представительниц этой породы. Мой кошмар не отвечал, вяло скреб вилкой по форфору, зато Польски, как говорливая бабушка, понизил голос почти до шепота и выпалил:

– Он и Сашку-то трахнул, чтобы всем доказать, какой крутой и нет у Хаски больной любви к Вильмонт...
– на последнем слове, Санек подскочил со скрипом стула по полу. Хаски повторил одновременно маневр, как два дурачка вспетушились, не думала, что увижу мучителя шаловливым ребенком, которого дразнили, а он настолько ярко воспринимал подколы.

– Да ладно...
– не удержалась от смеха, невольно спрятала глаза на столе и не могла перестать хихикать.
– Ты заморачиваешься из-за этих слухов?

Забыла, что не надо смотреть на мужчину, встретилась с ним взглядом, снизу вверх попала в плен его ярких, приковывающих глаз. А он протянул ладонь, а мне оставалось проглотить смешки и подать руку, на что мужские пальцы быстро выдернули из-за стола и направили прочь из кухни.

– Эй! Эй! Что за наглеж?
– донеслось до нас. Хаски вел за руку в направлении известном ему одному.
– Я за это буду требовать стрип-бар, сегодня причем!

Расслышала, с испуганным сердцем на пару следила за массивной спиной спереди. Опять. Опять. Насилие.

Завел нас в его комнату, обернулся, держа меня за руку и привлекая к себе.

– Давай по-быстрому, пока Польски не разорался, - прошептал мне в губы, сминая их сжимая, владея. Провел по моему телу рукой, по бедрам, нежно, да не спорю, но это насилие. Против моего желания.

Я не двигалась, а на голове почувствовала ладонь. Вниз, вниз медленно давил вниз, давая понять, что нужно от меня, больше ничего.

Присела на колени. Свет включен, за окном темно и при желании можно разглядеть силуэты. Тебе всегда надо видеть меня, мое лицо, отчаяние.

Хаски настойчиво держал мою голову, не давал повернуться или дернуться назад. Легко спустил шорты, склонил мою голову к своему напрягшемуся члену. Мои губы к нему впритык.

Молча открыла рот и языком поигралась с головкой. Смотрела как ты подрагивал от моих действий. Это не я. Это все Ананина.

Провела языком по всей длине, взяла твердо в руку, но мягко погладила, а Хаски удовлетворенно расслабился, убрал руки от моей головы, но придерживал возле шеи за лицо.

И смотрел за моим движениями с высока.

Очень быстро довольный кончил, причем на открытую грудь, а я быстро подскочила и бегом в ванную комнату.

Когда вернулась, пряча глаза от мужчины, моего мнения как бы не спрашивали, вновь взяли в плен - объятие.

– Умница!
– поцеловал как будто поощрял за действия, на что хотелось воткнуть раскаленный прут в сердце мужчины, за унижения, за пренебрежение моим мнением.

Сердце исколото вдоль и поперек, больше нет живого места. Но с каждым болезненным словом, с каждым действием с удивлением осознавала, что там был живой кусочек органа. Не умерший, хрипящий в предсмертных муках. И он причинял боль раненный.

Вернулись в кухню. И каждому из нас понятно, по довольному и крепко меня держащему за руку Хаски, и по моему в миг осунувшемуся телу, что сейчас было.

Процесс порабощения отчаянием не научилась контролировать. Он затапливал с головой в подобные моменты сильнее всего.

– Вообще не вежливо. Я может тоже секса хочу?
– нет. Польски не злился, скорее прикалывался.
– Ананина, побалуешь?
– прокомментировал Польски. Рука Хаски сжала мою ладонь, но ответа не последовало.

А я и вовсе пожелала, чтобы крыша дома рухнула на голову и убила на смерть. Раздробила кости. И это не гипербола.

А я медленно высвободила плененную конечность, боясь сорваться. Чувствовала кровь от раненного органа поднималась, заполняла тело и бултыхалось.

– Да. Забыл сказать. Ананина, у нас выход в свет. Трехдневное плавание в открытом море в честь Нового Года, - не удержалась, изредка я все-таки заглядывала мужчине в глаза.

Развернулась, уже была готова покинуть пределы комнаты перед его фразой, а теперь громко озвучила:

– У нас?
– спросила, ткнув на себя пальцем.

– У вас?
– одновременно поинтересовался Польски.
– Шутишь? Твоя маман в обморок упадет? А как же Кристина?