Сегодняшние обвиняемые еще разминались: с трудом балансировали на шатких табуретах. За шеи их поддерживали грязные веревки. Старый индеец, одетый в национальные одежды (перья, лосины, еще перья) и чем-то неуловимо похожий на Демонтина (или любого другого индейца), умудрялся сохранять бесстрастное выражение лица. А вот растерянный китаец явно нервничал. Еще бы: никто почему-то не подумал о том, что высокий шаман и желтый коротышка разного роста. Рядом со своим краснокожим собратом по несчастью задыхающийся китаец, едва достающий до табурета пальцами ног, казался даже более красным, а местами и совершенно зеленым. «Ничего, скоро все будем синюшнего цвета!» – участливо подбадривал незадачливого торговца Грязный Ларри – толстоватый здоровяк в замызганном фартуке, оккупировавший третий табурет. Совместная беда сближает, и пекарь, как бывший разбойник, не раз оказывавшийся в подобных обстоятельствах, поднимал дух товарищей как мог: «Ну что, хрен пернатый, радуйся: скоро с духами напрямую общаться будешь. Встретишь там моего названого братца, передай ему привет… да запрет снова выкапываться из могилы, а то достал уже родственничков, мочи нет…».

В общем, складывалась самая благоприятная праздничная атмосфера. Больше всех почему-то беспокойно дергался куль с Иннокентием, что лежал рядом с помостом. Его решили пока не трогать, чтобы достать непосредственно к представлению, как игрушку из мешка Деда Мороза. А вот, кстати, и Дед Мороз.

На самое видное место вымощенной булыжником площади вышел шериф – Большой Стэн. Борода лопатой, лицо тоже как у Льва Николаевича, только все в шрамах, да налитые кровью глаза сильно навыкате. Но выражение – точно как и у классика – вечно недовольное, и особенно сегодня. Еще бы! Он умудрился оставить дома свой счастливый талисман – первую серебряную монетку, полученную от благодарных жителей за защиту. На чувствительном сердце у старого рэкетира было неспокойно, но на каменном лице ни усика не шевелилось. Имидж старый таракан ценил.

Шериф олицетворял закон и порядок в Далсвиле уже лет двадцать. Ну а так как город был сосредоточием анархии и хаоса, сразу ясно, что это была та еще образина. Говорят, лет десять назад местные края посетил святой паломник. Он так ужаснулся разгулу преступности – бандитам и особенно людям шерифа – что наложил на Стэна страшное проклятие. Хозяин Фемиды больше не мог лгать. Жаль только, святой не догадался сделать так, чтобы Стэн перестал быть Большим – то есть не отобрал у него полтора центнера мускулов, любовь к огнестрельному оружию и ярость берсеркера. В результате расплющенный паломник превратился в половник в доме агрессивного шерифа. Но с тех пор каждая речь самоуверенного громилы была незабываемым зрелищем. Он, кстати, как раз начинал говорить.

– Осточертевшие мне жители этой грязной помойки, которую наши предки, чтобы им воскреснуть и еще раз мучительно помереть, почему-то назвали городом Далсвиль! Я бы хотел лично пожать руку, лапу, крыло или хотя бы ступню каждого из вас, чтобы, зажав ее в тиски, с удовольствием плюнуть в ваши обрыдлые рыла. Но не могу. Ибо вас много, а я один. И мне нужна ваша помощь. Точнее, ваши деньги и безоговорочное подчинение моим самодурским приказам. И потому я кидаю вам эту кость. Жрите, собаки. Но сначала поржем…

Жители аж прослезились, в который раз умилившись искренности старого разбойника. Тот повернулся к обвиняемым.

– Последнее слово? – ехидно выкрикнул шериф.

Джеки Чай, дико пуча глаза и мысленно поминая китайскую япону мать, умудрился-таки прохрипеть что-то вроде:

– Уважаемый шериф-сан! Боги снизошли с небес, дабы наградить тебя неиссякаемой энергией ци и здоровьем священного тигра. Но за то, что ты хочешь сделать, они ниспошлют на твою наполненную грязными мыслями пустую голову…

– Каменюгу потяжелее… – с готовностью подключился к высказыванию пожеланий Грязный Ларри.

– …положат к твоим ногам… – с благодарностью чуть повернулся к пекарю китаец.

– …коровьих лепешек вперемешку с углями из адских костров… – продолжал бывший бандит.

– …и хренову тучу самых мерзотных болезней и проклятий… – не выдержав, переключился Джеки на стиль речи товарища.

– …ниспошлют на твое уменьшающееся по милости Великого Дракона с каждым нечистым делом мужицкое достоинство… – сделал ответный реверанс Мышиный Ларри.

– …дабы не оскверняли в будущем миры живых и мертвых души твоих нечистых потомков, – взял заключительный аккорд все такой же неподвижный и серьезный индейский шаман.

Большой Стэн мило оскалился во всю дюжину кривых зубов и вежливо поклонился. Говорят, от улыбки станет всем светлей, но здесь явно другой случай. Грязный Ларри попытался что-то прожестикулировать в ответ, но веревка врезалась в горло так, что в глазах потемнело. Шериф, будто вспомнивший вдруг о какой-то приятной мелочи, сделал знак помощникам. Те резво извлекли последнего участника представления на божий свет, источавшийся оскалом Большого Стэна. Загадочный посетитель Далсвиля, некогда даже привлекательный, сейчас выглядел жалко. Небесной белизны рубаха от столкновения с земным свинством превратилось во вполне соответствующую ситуации рванину. Длинное худое тело почему-то застыло, будто парализованное, и только руки дрожали так, что некоторые жители забеспокоились, не начинает ли бродяга сейчас перекидываться в волка или в кого похлеще. Ему предоставили объяснительное слово. Может быть, даже не последнее, а?

Иннокентий испытывал всем понятные чувства. Ну а если вас все-таки никогда не переносило во времени на Дикий Запад, на вас никогда не облизывалась толпа оборотней, вампиров и людоедов и вы никогда не ждали мучительной казни в богом и бесом забытом убогом и чертовом месте, тогда просто поверьте: несчастный совершенно офонарел от ужаса, и уже ничего не соображал. Любопытно, что при всем этом зажмурившийся от страха «подсудимый» даже не заикался, говорил складно, уйдя в себя. Разве что не очень понимал, что несет. Конечно, парень надеялся, что все вокруг – его буйный бред, но вдруг нет? Жить что-то очень захотелось… И надо было хоть как-то убедить агрессивные галлюцинации пощадить его.