Шрифт:
Михаил на встрече выпускников зимой девяносто пятого с ужасом узнал, что в первые два месяца войны уже трое пацанов из их школы погибли на этой необъявленной войне. Хотя за те же десять лет афганской компании погибло всего двое. Знакомые омоновцы и армейские возвращались из командировок в гордую Ичкерию, и потом рассказывали поистине ужасающие вещи о царящем в войсках бардаке и постоянном предательстве верхов. Многие состояния нуворишей в России были оплачены кровью русских солдат. Хотя кто нынче об этом помнит, только если мамы погибших пацанов.
Это было страшное время полной неуверенности в завтрашнем дне, повсеместной задержки зарплат, голодных ртов детей, всесилия бандитской кодлы. Но и этот хаос они пережили, рожали детей, искали на стороне хоть какой-нибудь приработок, меняли профессии, уезжали. Кто-то пробовал себя в бизнесе, а кто-то плюнул на все и пил горькую. Постепенно подошел возраст, когда здоровые крепкие мужики начинали умирать один за другим. Нервы, убитое плохим алкоголем здоровье, отсутствие квалифицированной медицинской помощи, дамоклов меч ответственности за семью, постоянно висящий над душой. Все это выкашивало наши ряды не хуже иной войны. Страна как последняя шлюха торговала собой направо и налево. Ему стало противно называть себя русским, и даже стыдиться этого, и он вспомнил в один момент свои сербские корни. Через знакомые патриотические организации завербовался в Боснию, пригодилась там его воинская специальность пулеметчика и опыт, полученный в спецназе внутренних войск.
Небольшой отряд русских добровольцев стоял на границе сербского и хорватского анклавов. Активная фаза войны уже прошла, так, маленькие набеги, перестрелки, и все та же непрекращающаяся этническая резня. Сербы оказались далеко не такими невинными агнцами, как любили подавать у нас в патриотической прессе. Патриотизма большинства сербов хватало только на темпераментные митинги, проходящие в далеком Белграде. А были и такие, кто спокойно продавал оружие тем же усташам, или делал свой гешефт на беженцах и гуманитарке. Руководство Республики Српской, зачастую, оказывалось таким же некомпетентным и трусливым, как и российское.
И после того памятного ночного боя с хорватским отрядом, он все-таки решился уехать. Ведь спецназ усташей вышел прямо на их блок-пост только потому, что дежурившие на горном блокпосту ополченцы ушли оттуда самовольно. Им, видите ли, захотелось поспать дома. Сербы сами не хотели защищать себя, что, в конце концов, плохо для них и кончилось. Имея все преимущества изначально, военную компанию они просто-напросто слили. И не только в Боснии, но и позже в Косово.
На Белградском вокзале Михаил тогда здорово напился, начал дебоширить и набил даже какому-то холеному европейцу морду. При допросе в местном околотке полиции русскому добровольцу объявили, что напил он на серьезную статью. С русским посольством Михаил разговаривать отказался категорически. Полицейские смотрели на странного русского сочувственно, но бумаги заполняли. Через пару часов в кабинет зашел сухопарый чернявый мужчина, судя по вскочившим и вытянувшимся во фрунт полицаям, какой-то местный начальник.
Он внимательно посмотрел на избитые, и скукоженные жизнью в полевых условиях, руки Михаила, потом взял в руки удостоверение сотрудника гуманитарной миссии, им такие выдавали для легитимности нахождения в Боснии. Затем еще раз взглянул в лицо Михаила. Давно Бойко не приходилось видеть такие странные, как будто припорошенные смертью, глаза. Казалось, что через них смотрит нечто, уже стоящее за гранью жизни. И только где-то там, в самой глубине зрачков, нервно пульсировал маленький огонек бытия. Вечером этого же дня чернявый полицейский привез Михаила на отходящий Софийский экспресс. Они стояли у вагона и молча смотрели друг на друга.
– Я знаю, кто ты, и что сделал недавно. У меня есть связи. Ты хороший солдат - чуть с акцентом проговорил высокий серб - Я воевал в Сараево с русами. На Земле мало воинов, таких же суровых и свирепых, как вы. Но у вас есть один серьезный недостаток, а может и достоинство - пожал плечами он - Вы не умеете проигрывать, совершенно. Вы не умеете отступать, а иногда нужно просто смириться. Я потерял на этой бойне свою семью, и месть не помогла моей душе. Так что возвращайся домой, брат, и живи в мире.
Уже втолкнув Михаила в вагон, он протянул бумажный сверток и попросил - Приедешь домой, выпей за нашу бедную Сербию.
В пакете оказалась бутылка очень дорогого местного коньяка. Дома он не сказал никому, где был на самом деле. Друзья думали, что он челночил, тогда многие ездили так зарабатывать. А вездесущая контора, проявившая было интерес к его скромной персоне, была нагло послана Бойко куда подальше.
– Где у вас хоть какие то доказательства?
– спросил он человека в сером костюме, который пригласил его для "беседы" - Нет тела, нет дела.
Покрасневший до ушей от такой наглости чекист начал было качать права, но был послан ... к одному очень известному в армейских кругах патриотически-настроенному генералу. Через некоторое время конторские от него отстали. То ли не нужен был скандал, то ли авторитет генерала помог.
Как давно это было! Только по молодости можно пускаться в подобные опасные авантюры, потом нет уже в душе такой отчаянной смелости и бесшабашности. Спасли Михаила в те месяцы от жуткой депрессии старые друзья. Они часто встречались вместе всей компанией, пытались сообща решать возникающие жизненные проблемы. Кто-то уехал пытать счастья в столицы, несколько девчонок из их компании нашли ухажеров заграницей, но в большинстве своем не стали от этого счастливей. Рождались и росли дети, а вместе с ними и ты снова оказываешься в детстве. Лепишь снеговиков, смотришь мультфильмы, узнаешь новые считалочки и выбираешь в магазине игрушки, учишься заново радоваться жизни, познавать просторы необъятной нашей страны, и понимаешь, что, не смотря ни на что, жизнь все-таки продолжается.