– И выпори, - спокойно сказала Соня. – Заслужили. Только пори по-настоящему, а не в шутку.

– И за все провинности, с самого начала похода - смущенно вздохнула Катя.
– Подозреваю, что много их набралось.

Олег опешил: такой реакции он никак не ожидал. Ну, лепет оправдания, слезы, мольбы простить, на худой конец, истерика. Но такое… Злоба пропала, пришла растерянность. Что же делать-то?

– Что ж, раз вы согласны, - пробормотал он растерянно.

И запнулся, с ужасом поняв, что разом перечеркнул все возможности разрешить ситуацию иначе.

– Давайте считать провинности, - проговорил, стараясь не очень заикаться.

– Давай, - улыбнувшись, тихо проговорила Соня.

Начали перебирать, высчитывать, за какую провинность какое наказание причитается. Поначалу более усердствовали сами женщины, Олег же отделывался небольшими репликами, относя ту или иную провинность к несущественным, но постепенно увлекся, стал сам припоминать, где и как проштрафились. Воспользовавшись ситуацией, он в который уж раз подробно разбирал каждый проступок, объяснял, к каким неприятными, а то и непоправимыми последствиями могли такие проступки завершиться. Женщины внимательно его слушали, то и дело краснея. Собственно, все это Олег говорил им и раньше, почитай, каждый вечер. Но до сегодняшнего разговора все разъяснения и нравоучения Олега были пустым сотрясением воздуха: ничего хоть чуточку похожего на опасность, как казалось обеим женщинам, не было. Особенно подробно разобрал Олег последний инцидент. И хотя он и ни слова не сказал о грозившем ему самому, Катя и Соня поняли: своими неправильными действиями приготовили они могилу всем троим.

– Да, - тихо молвила Соня.
– А я-то была уверена, что поступаю правильно. А, оказывается, провинилась больше, чем Катя.

– Больше, - жестко сказал Олег.
– Поскольку ты одна стояла устойчиво, только ты и могла обеспечить нам страховку. Ты же и не только не помогла нам, но сама оказалась в опасности.

Когда же подсчитали, кому сколько причитается, Олег, улыбнувшись, сказал:

– Чересчур много набралось. Давайте введем понижающий коэффициент.

– Не надо, - отвергла его предложение Соня. – Разделим наказания на несколько дней и получим все сполна. Надеюсь, ты, Катюша, не возражаешь?

И она с улыбкой посмотрела на подругу, у которой провинностей оказалось куда больше.

– Не возражаю, - ответила та зардевшись. – Все должно быть справедливым.

– Ну а чем пороть-то вас? – Олег решил ухватиться хотя бы за соломинку. – Разве что отшлепать вас рукой.

– Зачем же, - Соня вновь возразила ему, явно перехватывая инициативу. – Ольховник рядом, нарежь прутьев.

– Ладно, - вздохнул Олег. – Решайте пока, кого из вас наказывать первой.

Он взял нож и пошел вниз, к ручью…

…Соня, проводив Олега взглядом, повернулась к Кате и сказала негромко:

– А ведь наврала нам та особа. Не порол Олег ту Оксану, все это выдумка.

– Почему ты так считаешь? – рассеянно проговорила Катя, с ужасом думая о предстоящем наказании.

– А потому, милая моя подружка, - улыбнулась Соня. – Что будь та история хоть чуточку правдой, нас бы уже выпороли.

– А ведь верно, - изумленно проговорила Катя. – Ведь мы с тобой так учудили, что той Оксане и не снилось. Может, Олег нас таки пожалеет?

– Опять? – нахмурилась Соня.

– Все-таки, какая же правильная - вздохнула Катя. – Неужели тебе не страшно, не противно быть поротой?

– И страшно, и противно, - вздохнула Соня. – Но и прощения после сегодняшних наших выкрутасов принимать нельзя. После такого прощения я уж точно не смогу себя уважать. Или ты думаешь не так?

– Да все так, ты права, как всегда права. Но признайся: не заговори Олег о порке, смогла бы ты сама потребовать наказать нас?

– Не знаю, - честно ответила Соня. – Но раз уж так выпало, то хочу пройти до конца.

Они помолчали немного. Катя открыла косметичку и достала пачку сигарет. Соня нахмурилась.

– Ну, Соня. Раз предстоит такое…

– Ладно, - улыбнулась Соня. – Дай и мне.

Они закурили, помолчали, каждая думала о своем – и об одном и том же.

– Соня, - вдруг тихо проговорила Катя. – А ты расскажешь об этом дочери?

– Не знаю, - ответила та после долгой паузы. – Наверное… Нет, все же расскажу. Обязательно расскажу.

Она вдруг встряхнула головой, словно отгоняя от себя искушение, и повторила с ожесточением:

– Обязательно расскажу, - вновь помолчала, жадно затягиваясь дымом. – Нельзя мне скрыть такое, нельзя… Моей маме куда тяжелее было исповедоваться в том, последнем письме. И, с учетом всех обстоятельств, особенностей ее профессии, возможности умолчать о содеянном было куда больше. Но она же не пошла на это. И я ей очень благодарна за честность. Могу ли я, зная, как поступила в подобной ситуации моя мама, позволить себе солгать, дабы выглядеть в глазах дочери лучше, чем я есть… - Соня еще помолчала и спросила негромко. – А ты?