— Может быть, даже от бога? — ехидно вставил Миндерман.

В зале засмеялись. Правилами дискуссии разрешались только реплики со стороны оппонента.

— Вы совершенно правы, господин Миндерман, — серьезно ответил Биркнер, как будто не понял подковырки. — Депутат баварского ландтага от Свободных демократов доктор Хильдегард Хамм-Брюхер, которая занималась проверкой школьных хрестоматий, приводила такие выдержки из них: «Мы должны слушаться начальства, так как его власть исходит от бога», «Всякая государственная власть основана на воле божьей. Авторитет и послушание поэтому… от божьей милости». Это к вопросу о боге и воспитании молодых граждан Федеративной республики. Главная цель здесь, видимо, заполучить верноподданных, покорных ослов, которые всегда будут идти впереди 17 по протоптанным тропам войны.

На правых скамьях раздались протестующие выкрики.

— К сожалению, я не преувеличиваю, мои дамы и господа, — твердо продолжал Биркнер. — Мои опасения за будущее питает наше равнодушие к ошибкам прошлого, и даже, я бы сказал, больше: сознательное стремление некоторых наших ответственных инстанций оправдать это прошлое, возвеличить его и восстановить в будущем его попранное достоинство. Недаром в школьном учебнике истории, вышедшем в 1960 году, практически прославляется нацизм, который «много создал и по-своему осуществил некоторые здоровые идеи». Но дело не ограничивается школой. Государство, в котором лица, участвовавшие в преступлениях нацистского режима, получают пенсии, в десять раз превышающие пенсии, получаемые родственниками их жертв; государство, в котором вопреки официальным заверениям в обратном нацистские судьи и прокуроры, участвовавшие в страшных преступлениях, восседают в прежних мантиях и вершат так называемое правосудие; государство, где руководство вновь узурпировала финансовая олигархия прежних монополий, — такое государство обрекает себя на моральное осуждение всех думающих людей.

На левых скамьях, где сидели в основном члены ССНС и сочувствующие, раздался дружный стук костяшками пальцев 18 . В ответ прозвучали свист и улюлюканье с противной стороны.

— И еще больше настораживает тот факт, — продолжал Биркнер, — что растут силы, требующие прихода сильной личности, которая бы покончила с «либеральными хлюпиками» и навела бы порядок в нашем доме. Знакомые речи, и слышим мы их от господина Реннтира. Это он призвал в журнале «Национ Ойропа» возродить «здоровый немецкий дух и вновь обрести утерянное чувство национального достоинства». Нас не обманут эти россказни о восстановлении национального величия, речь идет об апелляции к национальному высокомерию и самодовольному зазнайству бундесбюргеров 19 . Снова, как прежде, поклонники тоталитарной диктатуры разжигают старые великогерманские страсти, чтобы сесть на шею сначала своему, а потом и другим народам. Снова, как прежде, ставка сделана на невежество большинства населения и на моральное самомнение, которым мы все отравлены с детства, так же как наши родители и прародители…

— А теперь я требую дать слово немцу! — заорал истошным голосом Миндерман. — Время этого господина истекло, так же как и наше терпение. Пора, наконец, прекратить поливать грязными помоями все, что называется немецким.

Биркнер хотел прервать его, но Леопольд фон Гравенау постучал пальцем по циферблату своих часов и развел руками, давая понять, что на стороне Миндермана регламент. При этом он не скрывал своего злорадства. А меж тем Миндерман с успехом нагнетал в зале атмосферу пафоса и оскорбленного национального достоинства.

— Нас действительно волнует прошлое и будущее нашего народа. Но не так, как предыдущего оратора, который выдвигал свои чудовищные, я не боюсь этого слова, именно чудовищные обвинения против наших отцов, матерей, братьев и сестер. Я спрашиваю вас, сидящих в этом зале: до каких пор мы должны носить платье кающегося грешника?

На правых скамьях дружно застучали по пюпитрам.

— Никаких преступлений в национал-социалистской Германии не было! — ударил себя в грудь Миндерман. Биркнеру показалось, что он ослышался. — И нечего немецкий народ превращать в банду уголовников. Клевета стала главными чернилами, которыми пользуются наши мараки с восточными симпатиями. Именно из-за них наш народ заставляют погрязнуть в моральном самокопании. Политическое бесплодие нынешних партий требует от всех национально мыслящих немцев решительных действий.

Иначе дряхлеющий организм нашего государства не родит достойного преемника. Обладать властью тоже надо уметь. В противном случае власть изменит слабосильным. Она, как женщина, предпочитает иметь дело с сильной личностью.

— Вот именно, — громко заметил Биркнер, заставив Миндермана вздрогнуть. — Только не власть, а вы сами тоскуете по этой личности и вместе с ней — по власти.

В зале поднялся шум, слышны были возгласы одобрения и протесты.

— Мы не позволим спровоцировать себя такими репликами, — с вызовом заявил Миндерман, глядя в сторону Биркнера. — Все немцы, чувствующие ответственность за свой фатерлянд, должны проявить сегодня выдержку и бдительность. Главный враг находится в наших собственных рядах. И снова, как уже бывало не раз в германской истории, над всеми истинными патриотами нависла угроза слева. Нам грозят нанести удар кинжалом в спину. Вновь слышны голоса пораженцев, требующих сократить наш бундесвер и отказаться от новейших средств вооружения. А я заявляю твердо: чтобы выжить, мы должны вооружаться. Нам нечего уповать на Америку и на Францию. Они наши союзники поневоле, и им чужды наши подлинные интересы. И мы должны помнить, что нас уже не раз предавали в прошлом. У Федеративной республики много могущественных союзников, но у нас мало искренних друзей. И чем сильнее мы будем становиться, тем меньше нам будут доверять. Поэтому уже сегодня нам нужно думать о будущем, в котором мы можем положиться только на самих себя…

— И на свои ядерные силы! — вставил Биркнер.

Слева. — стук костяшками пальцев, справа — возгласы возмущения.

— Вот именно, на свои собственные ядерные силы, чтобы постоять за себя перед натиском противника, вооруженного атомной бомбой. Вот почему мы протестуем против дискриминации немцев. Мы не второсортная нация! У нас было великое прошлое, и у нас есть все основания претендовать на великое будущее!

Миндерман сел и достал платок. Пафос — дело впечатляющее, но и достаточно потогонное: он не спеша вытирал лицо. Зал бушевал, отдельные выкрики смешались в сплошной гул. Было ясно лишь одно: правые скамьи, раззадоренные оратором, энергично поддерживали его лозунги. Слева огрызались, но гораздо менее агрессивно. Леопольд фон Гравенау, выждав несколько секунд, перекричал этот шум: