– Так, хорошо, допустим, его отключили, а потом? Водкой заливали позднее. Перед смертью. Техника тут известная: воронка в рот, нос зажимают, а в воронку водочку пополам с водой заливают. Литр-полтора обычно. Хотя этот трюк и после смерти выполнить можно, правда, сложнее и только на свежем трупе. Берется грелка со шлангом, точно так же, как в больницах клизму ставят. Только наконечник вводится в глотку, даже еще глубже – в пищевод. Потом грелку с водкой повыше поднимают, ну и… под действием силы тяжести, как в школе учили. Тут главное – успеть в первый час после смерти, иначе ригидность глотательных мышц не позволит. Два вопроса, Петр: откуда ты вообще о его смерти узнал – это раз; и обнаружили ли на трупе какие-то телесные повреждения – следы пыток или еще что в таком духе, ну, ты понимаешь?

Генерал грустно усмехнулся:

– С первым вопросом – повезло мне, если это так можно называть… Фамилия редкая у него была, от одного африканского зверя производная, до сих пор удивляюсь, как он ее не сменил. Откуда этакое на российских просторах – ума не приложу. Ладно бы Львов там, Слонов…

– «Ага, – подумал Гуров, – впрямую ты говорить не хочешь, но я-то тоже кое-что из истории щелоковской катастрофы знаю. Так вот ты какой, северный олень… Привет, а точнее – земля тебе пухом, товарищ Жирафчиков Владимир Евгеньевич. Нет, ну кто бы мог такое предположить! Надо же, не врут иногда легенды…»

– Вот, – Орлов явно понял, что Лев догадался, о ком речь, – тут и споткнулся я об эту фамилию. Распечатку-то смотрел вполглаза, мог бы пропустить вполне, а р-раз – как подтолкнуло что-то!

Очень не нравился Гурову явственный налет мистики вокруг этого дела: «что-то подтолкнуло» генерала, в Котуни ему самому «что-то» примерещилось; а потом взяло да сбылось по самому поганому варианту; или хоть Маросейку проклятую взять с ее повышенной плотностью насильственных смертей на гектар в единицу времени. А уж если вспомнить, что в основе-то всех пакостей лежит кража не навороченного джипа, не золотого браслета с бриллиантами, а икон… Поневоле морозцем вдоль хребтины продерет!

– …а в плане телесных повреждений и прочих следов – ни-че-го! – продолжал Орлов, – но в контексте нашего разговора боюсь, что его не просто убили. Боюсь, с ним поговорить захотели, и разговор был…

…Как же ему сейчас тяжело! Но еще раз предать Петьку он не может! Тогда, поначалу, в первый раз, его использововоли втемную. Грамотно использовали, талантливо даже. Подбросили эту лажу, он и поверил. Но теперь все карты разыгрываются впрямую, даже не по-шулерски – по-бандитски. От него просто потребовали назвать конкретную фамилию: да, еще раз выйти на Петра и вторично его… проинформировать. Тогда-то он понял все, весь этот гнусный, беспроигрышный замысел с двойной подставкой: и Орлова, и этого, как его? Набокова. Жаль, что не понял, кто за этой подлостью стоит, а теперь уже не понять, не дадут ему времени на понимание. Вообще ни на что не дадут.

Он отказался категорически, «доходчиво объяснил» двум вежливым молодым людям отчетливо приблатненного облика, что в такие игры не играет. Сглупил. Надо было соглашаться, а потом обходить сволочей «на кривой». Потому что вежливость молодых людей немедля куда-то подевалась… Да, просто так он не сдался, дрался славно, но куда уж ему в его возрасте против двух накачанных бандюков. Упаковали… Чем пшикнули, интересно? И на кой черт по почкам приложили? По злобище, что он их-таки отметелил чуток? Нет, скорее – чтобы в себя не пришел раньше времени. Все ж таки нагнал он на них страху, показал, на что способен! Но все равно – непрофессионально… И вот он здесь – непонятно где, в гостях непонятно у кого. Точнее, очень даже понятно. Как же его, бесчувственного, в машину загрузили? Да простенько. Подогнали тачку к подъезду; проверили, чтобы на лестнице было пусто. Что теперь остается? Грамотно убежать. Спрыгнуть, откинуться… Умереть. Так ведь не дадут, гады. Но живым он отсюда не выйдет, это и ежу понятно, а ему, с его-то опытом… Он посмотрел на руки, крепко и грамотно примотанные к подлокотникам кресла широкими махровыми полотенцами – чтобы, упаси боже, никаких следов! – горько усмехнулся… Следов оставлять эти сволочи явно не желали, даже тогда, в запале драки, он не получил ни одного серьезного, калечащего, заметного потом на трупе удара. Только по почкам под конец. Но это, похоже, мешочком с песком проделано. Следов не бывает, а эффект… тот самый. Да-а, поганое наше положение, Владимир Евгеньевич! Однако та самая старая закалка, о которой шестнадцатью часами позже в разговоре с Гуровым упомянет Орлов, характеризуя его, она сказывалась. Он даже сейчас, оказавшись в сложном, безнадежном, скорее всего, положении, был полон решимости пройти через это со всем достоинством, на которое способен..

Долго он боролся с подонками, затем пришлось самому стать одним из них, так уж распорядилась судьба, однако теперь вот продолжать эту мерзость, оставаться тварью, топить своего пусть теперь уже не друга, но человека, спасшего его, до сих пор верящего ему – нет! Этот номер не пройдет! Есть кое-что и поважнее жизни! Надо же, осознать это только перед неминуемым концом, ну не ирония ли судьбы, а?! Хотя… Можно попробовать сблефовать даже в этой поганой ситуации, только не переиграть, не сдаться слишком рано, не то просто не поверят. И торговаться о гарантиях. Значит, придется выдержать еще хотя бы два «сеанса». А потом он уступит. «Поползет». Ах, только бы выйти отсюда живым, он покажет этим шустрикам настоящую, подлинную, качественную кузькину мать!

– Что, па-а-скуда? А яйца-то небось поджались, тва-р-рюга, и слезки из глаз, а?! Так сделаешь или нет? Смотри, ур-род, это с тобой пока добром говорим, а будешь дальше Зою Космодемьянскую корячить – заканчивать будем! Я тебе твоих лихих маханий ручками-ножками не простил еще. До сих пор челюсть как чужая и руку оттоптал мне, сволочуга. Ишь, хрен старый, на погост пора, а как махаться еще может, а, Колян?! Колян на тебя тоже сердитый, вон до сих пор дышать не может полной грудью, все за ребра держится! И яйца ты ему почесал неслабо, зар-раза! Так что не кобенься, все равно я тебя заставлю петь то, что прикажем. А для начала, чтобы гм-м… взаимопонимание наладить, ты еще разик подышишь как следует. Давай мешочек, Колян, клиент упрямится!

Совсем, совсем не обязательно загонять человеку иголки под ногти, капать на головку члена азотной кислотой, пытать электротоком и все прочее в том же духе, чтобы привести его к покорности и «взаимопониманию». Это для дилетантов или садистов, к тому же следы оставляет. Можно гораздо проще. Называется «скафандр». Всего-то напяливаешь на голову прочно привязанного к креслу «клиента» полиэтиленовый мешочек, на горле перехватываешь веревочкой. Для пущего эффекта предварительно добавляешь в тот самый мешочек несколько капель десятипроцентного нашатырного спирта, он в любой аптеке копейки стоит. Есть, правда, оригиналы – они хлорную известь в мешочек добавляют, но это изыски. Вот и все. А затем ну оч-чень интересная, поучительная картинка наблюдается… Больше минуты в таком «скафандре» мало кто выдерживает за раз, а три-четыре сеанса ломают почти любого; при этом – ну никаких внешних следов!