Шрифт:
Сперва ароматический запах кипариса поразил мое обоняние: это благоухали резные стены храма.
По обе стороны медяных врат светились золотые доски, как развернутые свитки святых письмен закона.
Едва я вступил в храм — и, ослеп от блеска.
— Теперь знаю, откуда восходит солнце, где обитель его! — думал я, стиснув и закрыв очи обеими руками.
Что за обряд совершался в это время над Александром, я ничего не видел; слышал только вокруг себя страшный шум, катальный шум, и за спиной, время от времени, слова: ит-ис-ххоггиборим ххэррр Аллешшендер!
Ничего и не удалось бы мне видеть простыми глазами, если-бы не пришло мне в голову воспользоваться зелёными дорожными очками, которые были со мной.
Я надел их, и… что вижу я!
Над вратами Святой Святых висит златая виноградная кисть, как пятидесяти вековой банан, вырванный из земли и прикованный отраслями корня к неизмеримому своду храма; но каждая виноградина этого гроздия — топаз, или карбункул, якут, или фирузэ; и каждый лист этого гроздия — талант золота, заключающий в себе 12 тысяч сиглей; и каждая из 77 ветвей усеяна 77 светочами. Врата Святой Святых, — златые скрижали закона. А по сторонам храма 10 тысяч золотых люстр, 10 тысяч столов, покрытых золотыми полостями, 20 тысяч златых кубков, 160 тысяч серебреных; 100 тысяч златых ваз, 200 тысяч серебряных; 80 тысяч златых блюд и 40 тысяч серебряных; 20 тысяч златых больших курильниц и 50 тысяч малых; 1000 риз священных, осыпанных драгоценными камнями; 200 тысяч серебряных рогов и 40 тысяч различных священных инструментов… не верите мне? — поверьте Иосифу Флавию.
— Для чего столько утварей? спросил я у Гизборина, или Казнохранителя.
— Для трапезы 62,000 левитов и служителей храма, — отвечал он.
— А что блестит там, за святыми вратами.
— Дз! Эхх! там хранится святой ковчег и стол золотой, великий, великий, и море великое, в 3000 ведер!
Я никогда не был так поражен удивлением, как в эту минуту; — казалось, что слова «и не воссоздастся во веки храм сей!» гремели уже над этой бездной богатства.
Из храма повели Александра в град Давыдов, в бэф хаггибарим, — в дом высокорожденных, или Азаборим, — происходящих от Азов.
Но для описаний богатства, пышности, блистательности, нет слов… золото, драгоценные камни, багр, синета, пурпур, блеск и блеск и блеск, и все умноженное на 77,000 раз слово блеск — мало!
Глава VIII
Не смотря на мушки [69] , эмблему невнимания к речам змея соблазнителя, древние Еврейки были милы, снисходительны, ласковы, предупредительны. Солиманова улица, тянувшаяся вдоль по Кедрону, и составляющая ряд заездных корчем, была населена факторами; а в укромных, грязных переулках жили Рах’ли, Леи, Шизы, Гульды, Эсферки, Гинды, Пейсы, Рифки, Ханки, Сары….
69
Мушки — головной убор замужних Евреек, в роде боковых накладок на уши, шитых жемчугом и уложенных коваными золотыми плетешками.
Все они живут очень опрятно, хозяйственно, умеют играть на кинноре [70] , на сантире [71] , и пляшут с тафом или бубнами в руках; а пляски их очень интересны. В нашем веке невозможно уже вьплести таких узоров и хитростей ногами; притом же у нас уже нет тех каблуков, которые в старину чудно притопывали в лад. Одежда древних Евреек совершенно похожа на одежду поселянок Швейцарских: такой же корсетик, точно такая же коротенькая юбочка из полосатой синеты, или багряницы. Все это меня дивило: странная вещь, непонятная вещь! думал я, отправляясь в след за Александром из Иерусалима. Он ехал в трёхъярусной Иерусалимской короне, на колеснице, запряженной двенадцатью ослами; ибо в Иерусалиме трудолюбивые ослы предпочитались воинственным и гордым коням; притом же это древнейшее ручное животное, возило издавна Азов, отчего и получило название Азинус.
70
Киннор — вроде гитары.
71
Сантир — гусли.
Близ Софим, Иадда благословил Александра на путь грядущий.
— Какой памятник поставишь ты в честь Александра, на горах Сионар — спросил его Олимпиевич.
Живые памятники передадут твое имя потомству — отвечал Иадда, и, обратясь к народу, произнес:
— Все младенцы Иудеев, родившиеся в сей день благословенного года, и в сей день будущих годов, да нарекаются и нарекутся Александрами!
Александру понравился этот памятник, а Иадда был доволен, что избавился от обязанности поставить истукана в честь Александра; ибо закон Моисеев говорил:
«Не сотвори кумира иного, разве мене».
Когда мы возвратились к Тиру, гать была уже готова, и Александр намерен был немедленно сделать приступ; но в ночь поднялась ужасная буря… гати как будто не бывало.
— Худое предвещание! — сказал хитрый Первосвященник Александра. — Юпитер Пириген мстит Александру за оказанное им уважение Богу Израиля. Принеси жертву, и очистись от Халдейского обаяния, и тогда воля твоя увенчается волей громовержца.
— Не два Бога, — отвечал Александр, — а одному я уже принёс в жертву сердце мое!
И велел Александр снова приниматься за работу; сам бросил он основный камень в море. Чрез несколько дней гать, в четыре стадии длиною, была готова, и изнуренный долговременною осадой Тир пал. Воины Александра окружили храм Тора, в котором скрывался Тирский Азель-Мике, т. е. Царь Михей, с защитниками града — властителя вод.
Глава IX
Таким образом роскошный Тир был взят; Тор громовержец не помог Ванам ущититься от Александра. Еще во время осады, золото и жены были тайно вывезены в Сифтун, в Харфагур [72] , и на остров Рода, или прекрасный.
72
Карфаген — Харфагур — т. е. прекрасноволосый, подразумевая лик Тора, божества Ванов.