Старики все – и заброшенные в глухих деревеньках, и хозяйки роскошных квартир – абсолютно одинаковые. На каждом углу кричат, что только и мечтают умереть, но за жизнь при этом цепляются отчаянно, вгрызаются в нее, с кровью вырывают последние деньки, часы, минуты... И великая (о, как его теперь коробило от этого эпитета!) Крестовская не стала исключением. Очень, конечно, эффектно говорить редким, вдруг заинтересовавшимся стареющей примой журналистам, что «ее ничто не держит на этой земле, что она все уже сказала своим танцем». Только неправда все это. Не хотела она умирать. Предложи ей кто-нибудь обменять все свои накопления на глоток эликсира бессмертия – согласилась бы, не раздумывая.

Впрочем, и без эликсира сколько скрипела! Целых пять лет ему промучиться пришлось. Но все, чего он хотел, чего столь терпеливо добивался, получилось! Правильно ему посоветовал тот адвокат: не нужно надеяться на завещание. Завещание – документ ненадежный. Его и изменить можно (что Крестовская и делала, причем не единожды), и оспорить. А дарственная – вещь безусловная. Раз однажды подарил – обратного хода не будет. И теперь вся эта роскошь – сто двадцать три квадратных метра в самом центре Москвы, на Тверской, – принадлежит ему! Неплохой итог жизни для мальчика из жалкой коммуналки... Квартирка, конечно, довольно запущенная. И ванная вся в потеках, и люстры давно на помойку просятся. И тараканы жалуют – тщетно старушки пытались их травить по старинке содой или тетраборатом натрия. Однако и полезного немало. Не то что, конечно, особый антиквариат, но неплохие картинки имеются. И книжки старинные, и столовые приборы серебряные, и посуда девятнадцатого века. Надо отсортировать поскорее балеринкино имущество. Разные наяды, орфеи и прочие статуэтки, заполонившие кабинет, ему, конечно, без надобности. Как и многочисленные платья балерины – в том числе и совсем старые, выцветшие, в которых она еще на сцену выходила. Что ж, барахло запросто можно сбагрить в этот самый, навязший в зубах музей. Пусть забирают – только то, что отберет он лично, – и оставят его в покое.

...Егор Егорович, наслаждаясь восхитительным, совершенно неописуемым состоянием владения, прошелся по комнатам. Вот ведь чудеса! И до генеральной уборки руки, конечно, еще не дошли, даже все эти склянки с лекарствами с тумбочки балерины не повыбрасывал, и не проветривал пока толком, а пропитавший квартиру омерзительный запах старости почти ушел... Ушел – вместе с телом Крестовской. Ну, а ее прах, ссыпанный в урну, к счастью, не пахнет.

Свобода! Свобода!.. И пусть заткнутся недоброжелатели и завистники. Пусть утрутся все, кто его укорял: мол, растрачиваешь свою жизнь почем зря. Что не мужское это дело – смотреть за сумасшедшей старухой. И вообще миллион примеров, пугали советчики, когда опекуны остаются ни с чем. Возятся со стариками, а все имущество достается вовсе не им. Но это только дураков кидают. А умный человек – кто знает, чего хочет, и уверенно идет к своей цели, он всегда своего добивается.

И все глупые планы: передать квартиру великой танцовщицы государству, устроить в ней музей – музей балета и эпохи, что за бред! – он, конечно, пресечет на корню. Какие, к черту, музеи – в их элитном доме? Да соседи в первый же день взбунтуются, коли в подъезд станут пускать кого ни попадя. Если только сделать, как со стариной Хэмом на Кубе поступили: дом писателя со всей обстановкой существует, но войти в него нельзя. Можно лишь в окно заглядывать – чтоб не топтали обстановку, где творил гений. А что, хорошая идея. Надо предложить в мэрии. Пусть поклонники Крестовской лазят по приставной лестнице – до пятого этажа. Вообще умора...

А все-таки интересно: до какого предела дойдут прихлебатели балерины? Оскорбленные, что все досталось не им?

Егор Егорович вернулся в гостиную. Включил телефон. Тут же раздались гневные трели. Он дождался, пока включится автоответчик. Сейчас, наверно, ему опять начнут грозить...

Но только в этот раз он услышал совсем другой голос. Девичий – робкий и чуть хрипловатый от волнения:

– Егор Егорович, это Надя. Надя Митрофанова. Возьмите, пожалуйста, трубку. Я хочу вам кое-что рассказать.

Девушка сделала паузу, и он, поддавшись ее трепетному обаянию, едва не ответил. Однако удержался. Стал слушать дальше.

– Понимаете... меня тут просят кое-что сделать... Подписать один документ... А я... я хотела прежде обсудить это с вами. Снимите трубку! Пожалуйста...

Что еще за документ, интересно?

Перезвонить ей, что ли? Только какой смысл? Магда, Влад и прочие наверняка втянули Надю в свой лагерь. И она ему – не союзница, а враг. А даже если не враг, информации выдаст на копейку, а расспросов будет – на миллион.

Нет, не станет он тратить время на глупые разговоры. Лучше поскорее привести квартиру – теперь уже бесповоротно принадлежащую ему – в порядок. Повыкидывать из кухонных шкафчиков оставшиеся от старух столетние крупы. Вынести на помойку пожелтелую и треснутую, но чем-то милую бабкам посуду. Купить Комбат, вытравить тараканов...

И зажить, наконец, королем.

Энергии Магды Францевны можно было лишь позавидовать. Нет бы тихонечко отправить письмо в прокуратуру и ждать результатов проверки! Однако неуемная тетка умудрилась еще и в прессе резонанс устроить. Вот хитрюга! Когда Надя давеча заикнулась, чтобы пресс-конференцию созвать, та только плечами пожала. А сама идею Митрофановой использовала. Да еще как – добралась аж до самих «Молодежных вестей»! С кем договаривалась, неизвестно, наверняка с самим главным редактором, но текст запроса в прокуратуру, практически без купюр, уже на следующий день появился на второй полосе газеты. И имена всех подписавших документ присутствовали – в том числе и «Н. Митрофанова, заместитель заведующего отделом всемирной истории Российской историко-архивной библиотеки». Звучало, прямо скажем, солидно.

На работе, конечно, сразу заметили. Надя едва утром в зал вошла, начальница к ней так и бросилась:

– Как это понимать, Надежда?.. Ты что... ты лично была знакома с великой Крестовской?

Оставалось лишь скромно улыбнуться:

– Ну да... В гостях несколько раз была...

– И ничего не рассказывала, – упрекнула начальница. И с жадным придыханием поинтересовалась: – И что, этого убийцу... Егора – ты тоже видела? Знала?..

Надя поморщилась. Что и следовало ожидать. Пусть прямых обвинений в адрес домоправителя хитрая Магда и не допустила (кому хочется за клевету под суд пойти!), но картина вырисовывалась однозначная. Подлый, корыстный дядька обобрал до нитки и убил двух беспомощных, доверившихся ему старух. Пусть прокуратура ничего и не докажет – но репутация его навсегда испорчена. Ни один порядочный человек Егору даже руки не подаст.