– Давай, давай! – я ликовал; колотя кулаком об перильца, ограждающие ложу, я совершенно забыл о присутствии рядом со мной Дракона. Врешь, не возьмешь! Да, Зед был мощнее, его удары были страшной силы, он рубил не стесняясь, полагаясь в основном на силу, но Черный был ловчее и подвижнее, и крутился, как юла. На угрожающий рев Зеда он ответил совершенно диким кличем – как тогда, на базарном помосте, – и от этого крика публика словно с ума сошла, вторя ему. Стало жутко, словно я оказался в лесу, а неподалеку стая волков вышла на охоту. Да, бой был что надо.

Как такое могло произойти – я не понял и не разобрал, но вдруг тяжкий ярмарочный меч пролетел над плечом Черного, и один из рукавов его нового платья сполз вниз, прорезанный, и Черный, волчком откатившись от противника, быстро глянул на прореху в одежде. Зед победно ухмылялся, хотя по его вискам и струился пот – эта небольшая победа далась ему нелегко… Публика ахнула и мгновенно затихла. Стало тихо, оглушительно тихо, так тихо, что было слышно, как мухи жужжат, пролетая над головой.

– А! – заорал я, разрывая эту звенящую напряженную тишину, снова оказавшись на ногах. Кровь бросилась мне в лицо, и сердце готово было лопнуть в груди.

Он обманул меня! Он не включил пояс! Он надел его, чтобы меня успокоить, но не стал его активизировать! В благородство он играет, дурак хренов!

Дракон внимательно наблюдал за мной; мое смятение от него не укрылось – да что там, на моей физиономии было написано огромными буквами, что я не ожидал, что Зед сможет повредить Черному одежду.

– Что? Твой друг не стал применять свою – или, точнее, твою, – хитрость? – спокойно спросил он. Отпираться было бессмысленно; от отчаянья я готов был выть, и мне все равно, кому – но я хотел пожаловаться.

– Я уговаривал его надеть защиту, – в отчаянье произнес я, заламывая руки. – И он надел её! Точнее, сделал вид, что надел! Мне ночью было плохо, я так боялся за него, и он меня обманул, чтобы я успокоился…

– Твой друг благороден и смел, – заметил Дракон.

Тем временем Черный рывком сдернул рукав с плеча, чтобы все увидели – крови нет, а значит, бой должен быть продолжен.

– Лучше бы тебе признать себя побежденным, – мрачно ухмыльнулся Зед. От усталости он пошатывался, дыхание его было тяжким и хриплым, таким громким, что его, наверное, было слышно даже на самых далеких рядах. – Но ты предпочел смерть… Ты знаешь, что это значит?

Черный ухмыльнулся – и вдруг, словно поняв что-то, громко расхохотался.

– Это посвящение? – сквозь хохот сказал он. – ЭТО- ПОСВЯЩЕНИЕ?!

Зед зловеще кивнул. В его глазах зажегся уже знакомый мне маниакальный кровожадный огонь.

– Я убью тебя, – прошептал он. Черный вновь расхохотался, и я вздрогнул – он смеялся как-то странно, страшно, и этот смех был не похож на его обычный смех.

– В самом деле? – весело крикнул он. – В самом деле?!

И дальше – это понял не только я, но и все присутствующие, потому что это было понятно всем, даже сопливым карапузам, которых притащили мамаши, – Черный сделал свое посвящение.

Оно было молниеносным, но удары были четкие, я успевал фиксировать взглядом каждый из них, и публика, отмечая первые ритуальные удары, громко выкрикивала свое потрясенное «ах!».

Лицо Черного тогда стало страшным и чужим, как и его странный смех, и он, подняв Айясу, точно и четко ударил – и пропорол рукав на парчовом платье Зеда. Следующим движением он оттолкнул пытающееся остановить Айясу лезвие и его катана легко скользнула по второму рукаву, вызвав всеобщее «ах!», настолько горячее и потрясенное, что, казалось, вся арена просто остолбенела от изумления.

Через миг он наметил живот сиятельного – лезвие пропороло золотую парчу прямо над драгоценным блестящим поясом победителя, и Зед, спасаясь, неуклюже отпрыгнул, выпятив зад. Одежда его была распорота, и наружу вывалилось нижнее белье.

На лице его, вместо недоумения, начало появляться понимание – и паника; понимание того, что до этого Тристан просто поддавался, нарочно затягивая бой, чтобы вымотать соперника (а Черный правильно заметил, что Зеду нелегко дается длительный поединок, его выматывает долгое фехтование, и потому Зед старается всегда закончить бой как можно скорее) и чтобы тот уверовал в свою силу. И делал он это для того, чтобы без особого труда совершить свое посвящение.

И – на сей раз, – не будет милосердного Лара, чтобы вмешаться в исход боя. Он сидел среди зрителей, на трибуне, и не спешил прерывать посвящение Черного.

Все это Зед понял, глянув в беспощадные темные глаза Тристана, который рубил страшно и быстро, с каждым ударом приближая конец посвящения, и трибуны, перестав удивленно ахать, зловеще и дружно гудели что-то кровожадными голосами, отмечая каждый новый удар мощным «да!».

Да.

– Нет! – тонко и пронзительно взвизгнул Зед, когда его меч не сумел помешать Айясе наметить его сердце. Его уставшая рука дрожала, по перекошенному испуганному лицу текли крупные соленые капли, и непонятно было, слезы ли это или пот. – Не-ет!