— Раз так, ступай.

Бронюс пожимает руку Винцасу, сделав несколько шагов, оборачивается, Винцас подходит к нему. Глядя на тропинку, бегущую по откосу Бальчи, они обнимаются.

Оставшись в одиночестве, Винцас смотрит вниз, на петляющую желтую полоску, какой-то голос приказывает ему спуститься к мосткам, проверить, то ли самое там бревно, что было когда-то, или уже другое переброшено, но ему страшно спускаться вниз, в тень, во мрак. Он остается наверху.

Повернувшись на закат, видит Бронюса — тот уже вышел из льняного поля, шагает бодро, хлопает дверца, Бронюс садится в автомобиль. Словно жук, автомобиль переваливает через выбоины, вздымая пыль.

Тогда идет и Винцас.

До следующего раза, тридцать лет спустя.

— Не знаю, как по-твоему, но мне кажется, что власти тоже неправильно поступили: раз уж порядок, то порядок. А тут — мужику запрещено ногой ступить, все жена делает. Вот и носится среди всех этих… Погоди, как это она… Может, ты знаешь?

— А ну их, — ответил другой пассажир, не очень-то охотно вступая в разговор и не очень-то охотно глядя в окно, за которым простиралось пустое, какое-то запачканное поле, хотя снега и было много.

— Ты только послушай, я и говорю супруге: кому уж кому, а этому только птичьего молока не хватало. Во — посюда всего! — человек пальцем чиркнул себя по шее. — Надо же было связываться дураку!

— Иному всегда мало, — вяло ответил другой пассажир, посмотрев на своего собеседника, лицо которого было на удивление смуглым. Прислонившись к стене, собеседник просто поблескивал глазами — с таким интересом он разговаривал.

— Это ты в точку сказал: есть люди, которые никогда не нажрутся. Теперь вот кричат: мяса, мяса, а будет мясо, так разве успокоятся? Черт-те чего им подавай!..

— Колбасы захочется… а то еще свет повидать, — снова вставил второй, деланно уставившись на поля за окном — чтоб только этот болтун перестал!

— Окорок ему подавай, или веселый дом!.. — громогласно захохотал первый. — Никогда не насытится…

Так они и ехали дальше, поезд холодным зимним днем увозил их на север через Латвию. Тот, кто не очень был склонен к разговорам, собирался зажмуриться и прикинуться спящим, однако первый не позволил ему даже этого.

— А чем ночью заниматься? — рассмеялся. — Где живете-то?

— В Вильнюсе.

— Красивый город… А как со снабжением?

— Ничего.

— У нас было хорошо, а теперь хуже стало.

— Придет время, станет лучше, — ответил второй. Вдалеке, за заснеженным полем, он увидел одинокий хутор. С северной стороны он был обсажен елями, которые высокой стеной защищали дом. Из избы вышел мужчина и неторопливо потопал по двору; в руке он держал ведро, видно, шел за водой.

— Думаешь? — спустя некоторое время усомнился первый, словно второй сказал что-то нехорошее. — Думаешь, станет лучше? Черт знает, может, и правду говоришь. Ведь как было-то, я хорошо помню — до войны ходили в лаптях, из липового лыка плели. Теперь-то и не сравнить — раз в десять лучше.

— Вот видите, — ответил второй, обрадовавшись, что разговор иссяк. Однако его мучитель продолжал:

— Зато уж воруют — так воруют. В шестьдесят восьмом еще так не воровали.

— Почему в шестьдесят восьмом? — с некоторым интересом спросил второй.

— Потому, что с того года я в Эстонии живу. Потому так и сказал. Знаю, как в тот год было.

— Вот как…

— До войны учился в средней, после войны — на курсы, вышел офицером. Так до прошлого года. Скажу: ничего хорошего не видел — бросали с места на место, как щепку… Так вот… Вот оно как… А вы-то кто будете? — перешел он на другую ноту.

— Учитель.

— А… Тоже не ахти что… И зарплата неважная… Да и с детьми-то…

— Всего хватает, — двусмысленно ответил второй.

— То-то и оно… А куда направляетесь?

— К морю. В дом отдыха.

— А… Со здоровьем худо?

— Да, отдохнуть.

— А школа?

— Есть замена.

— А… Я-то к сыну в Ригу. В Елгаве живет его девчонка, наверно, и не сказал бы, да в тот раз застукал их у сына в общежитии. Мог бы и здесь сойти, если б знал ее адрес. К снохе надо загодя подлизываться… А ты первый раз в дом отдыха?

— Не первый. Уже бывал.

— А кормят-то как?

— Ничего. Терпимо.

— Это хорошо. Есть такие дома отдыха, даже санатории, где жрать почти не дают.

— Не может быть.

— Говорю — значит, знаю… А что воруют, тоже знаю. Когда из армии уволился, стал работать в АТК. Хорошо выходило — всю пенсию на книжку, а зарплату… супруге, сыну, самому тоже остается. И на это! — он щелкнул себя по воротнику. — Так вот — есть в этом АТК такая колонна комбикормов. И что ты себе думаешь?.. Каждый шофер этой колонны в день зарабатывает рублей пятьдесят. Не считая зарплаты. За мешочек — пять рубликов, а минимум десять мешочков за день умыкают.