Шрифт:
В Тюменском музее хранятся две пушечки. На них различимы надписи старинной вязью. И местные жители неколебимо уверены, что это, конечно, пушечки Ермака.
Фольклор о Ермаке записан скудно. Собирателей ждут важнейшие находки — за ними незачем даже отправляться куда–нибудь в глушь. Но замечательно и записанное. Оно показывает, что не только на Ермаковых тропах, но чуть не на всем пространстве нашей Родины народ помнит о казачьем атамане. И это не книжная, а живая намять. О «взятии Сибири» создан былинный эпос. Больше того, казаку, жившему четыре века назад, народ прибавил — случай беспримерный! — полтысячи лет жизни и ввел его в свои исконные богатырские песни. «Ермак стал, — удостоверяет знаменитый сборник песен Киреевского, — любимым лицом песнетворчества и перенесен почти во все старшие былины». Вот он едет на коне:
Поскоки его были по пяти–то верст, Из–под копыт конь выметывал Сырой земли по сенной копне…Он — племянник самого Ильи Муромца. Вместе с Ильей служит Ермак в Киеве у Владимира. Вместе обороняют они русскую землю от Мамаева нашествия.
А если от старших былин перейдем к историческим песням о казачьем атамане, то тут новая, на первый взгляд неожиданная черта. Упорно, из песни в песню, сопровождают Ермака два заступника народных — Разин и Пугачев. Вместе гуляют они по Волге, по Каме, по Приазовью.
Туго пришлось Грозному под Казанью — сходятся Ермак, Степан Разин и боярин Никита Романович [47] , подошел к ним и Емельян Пугачев.
Они думали–гадали думу крепкую, Думу крепкую заединую [48] : «Мы Астрахань городочек пройдем с вечера, А Саратов–городочек на белой заре, А Самаре–городочку мы поклонимся, В Жигулевских горах остановимся, Шатрики раскинем шелковые, Приколочки поставим дубовые. Сядемте, братцы, позавтракаемте, По рюмочке мы выпьем — поздравствуем. По другой мы выпьем — песнь запоем, Погуляем да в путь пойдем Под Казань, — городок!»47
Захарьин, брат царицы Анастасии, первой, любимой жены Грозного.
48
То ость как один человек, общую думу.
И даже судьбами обмениваются. Замещают друг друга в целых эпизодах и, уступая свою долю, берут на себя долю другого. По Ермакову пути, по Каме, плывет Стенька. Кручинится казак в азовском плену, и казак этот — то Разин, то Ермак; в памяти народной судьба Ермака особенно тесно свита, сплетена с судьбой Разина.
Что же это? «Завоеватель» — и вожак голытьбы, борец за правду народную, о котором говорили: «Стенька — это мука мирская…»
Вот песня о том, как Ермак повыбпл из царских палат бояр. А сам остался гам — «в беде сидит, бедой крутит».
Вслушиваемся еще и в такую песню; предводитель «раабойничков» встречает вышедших против него солдат и говорит им странное слово.
«Почто вы, солдаты хорошие, — спрашивает он, — почто с нами деретесь? Корысть ли от нас получите?»
Кто же «мы»? Это «мы», так не похожее на разбойничье?!
3
Почти четыре века тому назад, в царствование Ивана Грозного, совершилось событие огромной исторической важности. Казачье войско уничтожило в сибирских землях власть хана Кучума, который считал себя потомком Чингисхана, и открыло русскому народу путь на Восток. Людей в том войске недостало бы и на один нынешний полк, а вел их атаман Ермак.
Вот этот гигантский скачок, которым народ наш, перемахнув через Уральский хребет, вышел на бескрайний простор, и остался связанным с именем Ермака. Поразительно было все, что сопровождало это событие и последовало за ним. Полтысячп храбрецов сокрушили целое ханство. Русские люди пошли мерить немереные пространства. И уже полвека спустя казак Иван Москвитян услышал прибой Тунгусского морят. позднее названного Охотским. Россия стала страпой, равной которой не бывало на земле.
Это был беспримерный исторический подвиг. Полвека, чтобы пройти вдоль гигантского азиатского материка! Вспомпим, сколько добирались «тюнеры» Нового Света до своего Дальнего Запада….
Кто же был зачинатель дела, Ермак, чей поход открыл в сущности новый мир, неизвестный материк, более обширный, чем Америка?
«Средний интеллигент» царской России имел о Ермаке весьма туманное представление.
Я вспоминаю свои гимназические годы. Картинка в какой–то хрестоматии: исполин в тяжелых доспехах кидается во вспененные волны. В учебнике русского синтаксиса я прочел стихотворение, автора которого не знаю до сих пор:
За Уральским хребтом, за рекой Иртышем, На далеких отрогах Алтая Стоит холм, и на нем под кедровым шатром Есть могила, совсем забытая…И дальше рассказывалось, что ни зверь, ни птица не приближаются к волшебной могиле, в которой лежит страшный и зачарованный мертвец.
А по страницам учебника истории Ермак проходил тих и светел, и от лат его распространялось сияние. Он никогда не ел скоромного, день начинал молитвой, и победы были дарованы чудесным путем добродетельным его казакам. Скорее всего он походил на одного из тех тощих и желтоликих святителей, у которых от непрестанных бдений высохла кровь, и они стали прозрачными, как восковая бумага.