Нежнее взор, и чаще стон,

И медленно сплетутся руки,

Ласканья губ, как сладкий сон,

И ног пленительные путы.

Нас полог шелковый волос,

От света белого укроет,

Ответишь «Да» мне на вопрос,

И страсть обоих успокоит.

Ты льнёшь все ближе, чуть дыша,

Румянцем вспыхнет нежность кожи,

Ласкать я буду не спеша,

Стыдливость больше не поможет.

И добродетели оковы,

Рассыплются прозрачным пеплом,

И в небеса сорвёмся снова,

Парить на крыльях вместе с ветром.

Но все померкнет в миг единый,

Когда в сознанье мы придём,

И оросится ум прельстивый,

Греха порочного дождём.

Душевной муки лишь услада,

Отныне будет суждена,

То горькая твоя отрада,

Страдать навек обречена.

Джаральд встал и снова поклонился, а с губ несчастных, растерявшихся праведниц слетел тихий стон. Он так читал... мне показалось, будто разговаривал сейчас со мной и искушал, а когда поддалась своим чувствам, бросил сгорать в огне боли и раскаяния. И они тоже решили, что его речи адресованы им, всем вместе и каждой в отдельности.

Маркиза быстро поднялась со своего места. Она выглядела немного растерянной, но быстро взяла себя в руки:

— Как умело, граф. Как тонко вы подметили губительную прелесть страстей. Всем грешникам суждено гореть в очищающем пламени раскаяния и только в этом их спасение. Благодарим вас, браво!

Маркиза захлопала и ей вторили остальные, и, кажется, только у меня сложилось впечатление, будто граф нарочно изменил концовку, а в настоящем стихотворении было написано нечто иное. Что это, насмешка? Намёк? Очередная издёвка над благочестивым обществом грешников? Просто ещё один метко брошенный камень, в том числе и в мою сторону. Он ведь неприкрыто говорил о плотских утехах, а они всё равно хлопают и только оттого, что граф взял и выдал некое нравоучительное окончание. Хотя настолько ли оно нравоучительное? Возможно, в виду имелось совершенно другое, что героиня этого стихотворения будет сгорать в пламени своей страсти вечно.

Я поймала его взгляд, мельком скользнувший по мне, но в этот миг маркиза вновь отвлекла внимание на себя:

— Хью, дорогой, твой черёд. Что ты продекламируешь?

— Заповеди о послушании. Думаю, всем будет приятно услышать.

— Конечно, чудесная идея.

Маркиз чинно выпрямился возле возвышения и принялся читать заповеди. Я знала их наизусть (в своё время мачеха заставила выучить назубок) и поэтому не вслушивалась особо, да и не могла ни на чём сосредоточиться после выступления отчима. Он сам написал это стихотворение? Кому его посвятил? Читал ли в тишине спальни той, кто послужила музой для графа? Я наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц, не желая отводить взгляд, любовалась и вновь задавалась вопросом: какой же он на самом деле?

— Теперь ваш черёд, дорогая Розалинда, — маркиза вывела меня из глубокой задумчивости, возвращая обратно на землю.

— Я бы хотела прочесть отрывок из «Оды морали»6.

— Чудесно, дорогая, прошу.

— Джаральд, нас больше не пригласят в дом маркизы. Я так старалась подружиться с ней, а ты взял и все испортил, — мачеха раздражённо постукивала веером по руке, и только этот звук нарушал воцарившуюся в карете тишину.

— Раз я испортил, меня и казнят. Вы с Розалиндой были само воплощение благопристойности и непогрешимости, полагаю, вас непременно оправдают и помилуют.

— Это даже не смешно, дорогой.

— Конечно, не смешно, это просто ужасно, поскольку все твои попытки выдать Розалинду замуж заранее обречены на провал.

— Почему это?— мачеха так удивилась, что даже не стала оспаривать мнение мужа.

— До тех пор, пока она не перестанет цитировать церковно-дидактические произведения 12 века и не изобразит перед потенциальными женихами хорошенькую дурочку, они будут шарахаться от неё. Откуда она этого набралась?

— Это всё их вечерние чтения с отцом. Просиживали вдвоём в библиотеке по нескольку часов и обсуждали свои книжки. Я предупреждала Теодора, что образование не пойдёт на пользу девушке, пансион — это единственное место, где она должна набираться ума.

— Абсолютно согласен. Отцу Розалинды следовало прислушаться к твоим словам.

Мачеха победно улыбнулась, а у меня снова возникло это ощущение скрытой издёвки в его словах.

— Женщины служат для украшения жизни мужчины, им вполне достаточно выучить всего два слова: «Да» и «Нет».

Лицо мачехи вытянулось, улыбка померкла, но она ничего не сказала в ответ.

В комнате уже ждала Джейн.

— Как вечер прошёл, мисс Розалинда?

— Очень хорошо и... поучительно.