Охотники Жарвинеля ещё дважды пытались напасть на испанский отряд, но пешие патрули, шедшие на расстоянии мушкетного выстрела, своевременно замечали опасность, и каре отгоняло всадников дружными залпами. В этих стычках было убито несколько солдат и ещё одна лошадь. Потери буканьеров остались неизвестными, поскольку те не оставляли ни убитых, ни раненых.

Уже в сумерках отряд подошёл к опушке леса и после часового отдыха, д'Алавера повёл своих людей через лес к асьенде.

Если бы не Лаваль, Крысёнок бы уже давно растворился в чёрных лесных зарослях, хотя его вели на верёвке, как борзую на сворке, влекущую за собой к лёжке зверя безжалостных охотников. Выбирая дорогу получше, он вёл прямо к плантации Перрюшона, всячески ругая про себя начальника отряда, благодаря которому, они попали к испанцам в лапы. Не пошли Пьер Флери их выслеживать гачупинов, сидели бы они сейчас с другом на асотее, выцеливая врага вместе со всеми. И не пришлось бы ему становиться Иудой.

"Но я ещё рассчитаюсь с вами, сволочи! Вы у меня ещё попляшете! И за обугленные ноги Лаваля, и за ту хрипящую тушу, что пришлось тащить по жаре (всё равно сдох, собака!), и за эту верёвку на шее, — мстительно думал Крысёнок. — Прежде чем открою калитку, отправлю на тот свет не меньше десятка!" — дал он себе слово, сворачивая на последний поворот тропы, выводящий из леса.

Г Л А В А 18

После того, как вернулся Жарвинель, и стало ясно, что угроза нападения неминуема, ни один человек на асьенде не сидел без дела. По приказу Флери на тридцать ярдов вырубили сад, вплотную примыкавший к дому. Вокруг стен асьенды на расстоянии сорока— пятидесяти футов проложили широкую полосу из соломы и сухого тростника, обильно полив маслом, используемым для светильников. Расчёт был на то, что если испанцы предпримут штурм ночью, забросать эту полосу зажжёнными факелами и отрезать часть нападавших под стенами, осветив их для прицельной стрельбы буканьеров. Вырыли с десяток волчьих ям, перекрыв их, и замаскировав в ночной темени, как сумели.

Малыш и Жак притащили на асотею десятка три мортирных ядер и жаровню с углями, чтобы разжечь запальные трубки. Ядра, во избежание уничтожения всего запаса, разложили вдоль балюстрады. Подготовили две дюжины факелов. Все пушки зарядили картечью, надеясь выкосить часть солдат ещё при подходе к стенам.

Три десятка коней загнали во двор и проём ворот заложили изнутри мешками с землёй, не сомневаясь, что испанцы попробуют высадить ворота с помощью пушек.

В первой половине ночи все приготовления были закончены и Флери, выслав конный дозор в сторону леса и приказав ему не удаляться от асьенды более чем на пятьсот ярдов, положил людей отдыхать прямо на асотее.

Буканьеры успели поспать два часа, когда дозорные принесли весть о приближении испанцев. Все быстро поднялись и без суеты заняли свои места. С десяток лучших стрелков поднялись на башню. Пушкари Перрюшона вместе со всеми всматривались в сумрак ночи, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Луна, как назло затянутая тучами, едва пробивалась белесым пятном, не выдавая глазу ночных тайн.

Громкий стук прикладом в калитку заставил Бенуа, вглядывающегося в направлении остатков сада, вздрогнуть. Снизу раздался громкий голос:

— Эй, это я, Денье! Открывайте скорее, а то гачупины влепят мне пулю в задницу!

Жак слетел по лестнице вниз и, отодвинув два тяжелых стальных засова, впустил Крысёнка в асьенду, не ведая, что с десяток испанских глаз наблюдают за калиткой, желая убедиться, что та ничем не завалена.

— Где Флери?! — помогая Бенуа задвинуть засовы, спросил Крысёнок.

— На асотее!

Денье, перехватив поудобней мушкет, быстро поднялся по лестнице.

— Гачупины буквально у меня на хвосте, Пьер! Лаваль послал предупредить, но лошадь в темноте сломала ногу, и я успел их обогнать едва на три сотни ярдов. Сто восемьдесят солдат при шести пушках. На каждую кулеврину по четыре канонира, — быстро доложил он Флери и подошедшему Перрюшону.

— Хорошо, — сказал Флери,— это мы уже знаем. А где Лаваль?

— Он хочет поймать на мушку главного гачупина и попытается поджечь порох, как только вскроют бочонки для кулеврин и начнут стрелять.

— Это было бы неплохо, — произнёс молчавший до сих пор Перрюшон.

— Всем по местам! — скомандовал Флери, заметив потянувшихся за свежими новостями охотников. — Займёшь место рядом с Бенуа,— сказал он Крысёнку и спустился вниз. Быстро пересёк двор и поднялся на башню.

Тревожная тишина окутала асьенду. Даже лошади во дворе притихли, почувствовав напряжение людей. Обострённый слух вылавливал из темноты еле слышное звяканье металла, приглушённые голоса и шорох шагов. Испанцы не торопясь окружали французское укрепление.

Первое ядро, брызнув искрами и осколками крепкого камня, ударило в башню на два фута выше ворот. Канониры подправили прицел, и следующий залп лёг прямо в воротный проём, однако мешки с землёй почти беззвучно поглотили чугунные ядра.

— Они заложили чем-то ворота! — сообразил Гарсиа д'Амбре, командовавший испанцами, нападавшими с этой стороны. Он отдал короткое распоряжение, и четверо солдат бросилось к башне. Сверху раздались выстрелы. Мортира выплюнула язык огня и ядро, разорвавшееся в двадцати шагах от кулеврин, высветило шеренгу испанцев, приготовившихся к штурму. Двенадцати фунтовая мортира ещё дважды подавала свой голос, причём последний выстрел оказался неожиданно удачным — ядро разметало расчёт и повредило лафет испанской пушки. Буканьеры, пользуясь вспышками огня, сумели сделать несколько прицельных выстрелов из мушкетов, наполнив подступы к стенам стонами и яростными криками.

— Целиться по вершине башни! — скомандовал дон Гарсиа солдатам. — Первый десяток — пли! Второй десяток... — Пли!

На фоне мутного пятна луны башня выделялась довольно чётко. Острый глаз различал даже впадины между зубцами, откуда стреляли буканьеры.

— Третий десяток — пли! ... Четвёртый десяток ... — Пли! ...

Те смельчаки, что подобрались к воротам, успели раскидать мешки с землёй и даже заложить порох в фонарные ниши арки. За грохотом выстрелов, французы обнаружили их возню с опозданием. Испанцы уже торопливо прилаживали фитили, когда два мортирных ядра, брошенных сверху, наполнили арку грохотом и визгом осколков. Из четверых уцелел лишь один. Он опрометью бросился из-под стены в спасительную темноту.