====== Часть 38. Бред... ======

– Я не могу гореть, мне холодно, Холи, – закатываю глаза. – Внутри холодно, да? – кивает. – Эмм… – жму плечами. Прислушиваюсь к себе. Прикасаюсь ледяными пальцами ко лбу, закрываю глаза. Ощущение, что веки горят огнём. Смотрю на неё. Она так и ждёт, что же я отвечу. О, Господи, Холи! Какой я дурак! Ты же хочешь позаботиться обо мне, полечить меня. Ох, ты мой секс-доктор. – А вообще-то, да. Знаешь, я что-то совсем плохо себя чувствую, – опираюсь спиной о косяк. – Ну-ка проходи, быстро. Раздевайся! – тычет пальцем на свою кровать. С радостью, мой кексик! – Ложись, я сейчас! – выходит из комнаты. Быстро снимаю костюм. Трусы. Оставить или снять? Снять! Конечно, снять! Она отлично полечит меня. Уф, как же холодно! Запрыгиваю под одеяло. Простыни с коричным запахом. Ррр … Её нет пять минут. Мне жутко жарко, просто горячо. Ступни горят огнём. Холи, ну где ты там? Ну я же сгораю без тебя. Так сильно хочу, что голова кружится. – Эй, как ты? – она присаживается на край кровати. – Жарко, – раскрываюсь. Она протягивает мне какую-то вонючую жидкость. – Выпей, – приказывает. – Фу, Хол! Дрянь! Не буду, – морщусь. – Шеннон, мать твою! – кричит. – Ты несколько лет принимал всякую дрянь, которая портила твоё здоровье, твою жизнь. Сейчас я пытаюсь помочь тебе, так что пей! – Откуда ты обо мне столько знаешь? – поднимаю голову от подушки. Она тяжела, как после перепоя. – Потом поговорим об этом! Пей. Умоляю тебя, сладкий! – её глаза сейчас такие обеспокоенные. И я знаю, что она переживает именно за меня. Подкупает этим. Зажмуриваясь, выпиваю отвратного запаха чай, который, к слову на вкус такой же. Но послевкусие приятное, ромашковое. – А теперь спи, сладкий, – целует в лоб. – Спи? Сошла с ума? – раскрываю глаза. – Секс! Хочу секс! – сжимаю её попку. – Шеннон, нет. Ты заразишь меня, – отталкивает от себя. Встаёт. – Холи, пожалуйста! – сажусь. Все кости болят так, словно меня избили. – Нет! – кричит. – Прошу тебя, ты мне так нужна сейчас. У меня всё болит! – хнычу. Она трёт лицо ладонями. – Маленький. Маленький капризный ребёнок! – откидывает одеяло. – Зачем ты разделся? – смотрит на меня. – Я всегда готов, всегда хочу тебя, – тяну руки. – Какие же мы грешники! – качает головой, стягивает с себя майку, штаны, ложится рядом со мной, накрывает нас одеялом. Кладу голову ей на плечо, Холи гладит меня по голове. – Спи мой сладкий, спи, – целует меня в макушку, кладу ладонь ей на грудь и тихонько засыпаю.

Просыпаюсь. Вроде просыпаюсь. Она рядом. Моя коричная девочка!

– Когда я был маленький, знаешь, я думал, что радуга, это как навесная конструкция. То есть такая настоящая, которую можно потрогать, полазать по ней. И там, в Луизиане я, однажды несколько часов шёл по полю, чтобы потрогать её, но уже стемнело, и мои крошечные сапожки были полны дождевой грязной воды. Я вернулся домой и утром я проснулся в больнице. Я сильно заболел. Очень сильно. Пожалуй, это была моя самая сильная простуда. Я бредил по ночам, Констанс плакала и не могла ничего с собой поделать. Как и ты плачешь сейчас, – провожу пальцами по её щекам. Они кажутся сухими. – Шеннон, я не плачу. Я не умею плакать, – рыжая выжимает полотенце и прикладывает холодную ткань к моему лбу. – У меня раскалывается голова, – медленно моргаю. – Ты болеешь уже третий день. Ничего удивительного. Твоя тирада на тему радуги – самый осмысленный разговор за эти дни. Хотя, тоже очень похожа а бред. Ты хочешь чего-нибудь? – хрипит она. – Хочу тебя. Всегда, даже сейчас, – целую её руку. – Я недоступна сейчас, я болею, – улыбается. – Кушать, Шеннон. Ты хочешь кушать? Эрика сварила потрясающую мясную похлёбку. Тебе понравится, – кивает. – Я съем её, если ты выведешь меня на улицу. Пусть, я не чувствую запаха, но я хочу подышать холодным воздухом, – сажусь. Комната сразу же плывёт перед моими глазами. Она прижимает меня к своей груди. Я совершенно не чувствую коричный запах, её пьянящий аромат. Целую её в ключицу. – Пойдём на улицу. Прошу тебя, – встаю. Чуть шатаюсь. Она берёт меня за руку. – А ещё я хочу принять душ. Я не уверен, но мне кажется, я воняю. – Не воняешь, – смеётся она. – Я каждый день обтираю тебя горячим полотенцем.

И снова после долгого сна просыпаюсь от глухого шороха.

– А я видел змей. Ненавижу змей. И когда пугался, то меня удивляло, что мама и Джаред не видят их. Мне было страшно за них. По-настоящему, Холи. Ты слушаешь меня? – на глазах пелена. Мне трудно разглядеть её лицо. Прекрасное лицо.

– Слышу, сладкий. Слышу, – проводит прохладной ладонью по моему лбу. – Я почти не вижу тебя. Я же не ослеп? – резко вскакиваю на ноги. – Мне жарко, открой окно, – прошу её. Хожу по комнате. Так прохладнее, кажется. – Ложись, пожалуйста, прошу, – тянет меня на кровать. Я вырываюсь. – Отстань! Мне жарко. А под твоим одеялом, будет ещё теплее. Где дверь? – чёрт, я так плохо вижу сейчас. – Где она? Чего ты молчишь? – злюсь, делаю шаг и от больного удара по лбу, падаю на пол. – Больно! – Шеннон, Господи! Осторожнее! – чувствую, что она пытается меня поднять. – Ты ударила меня? – раскрываю глаза. Этот солнечный свет давит на мои веки. Прямо физически ощущаю, как тяжело моим глазам. – Ты ударился о ящик, сладкий мой, – нежно произносит она, наконец, укладывая меня на кровать. – Холи, мне жарко. Мне очень жарко! – хриплю я, закрыв глаза. – О, Боже! Шеннон, как же я жалею, что потащила тебя на эту чёртову гору, – прикладывает холодное мокрое полотенце к моему ушибленному лбу. – Там ведь и вправду нет ничего сверхъестественного. Обычный вид. Мы могли увидеть такое же, если бы просто поехали в Швейцарию. И ты бы не заболел так сильно. Не бредил бы уже пятый день. Сладкий мой! – нежно целует меня в губы. – Я заражу тебя, ты заболеешь, – нет сил открыть глаза. – Мне уже наплевать. Я заберу твою простуду, боль, только, пожалуйста, выздоравливай! – прижимается своей грудью к моей. Хорошо, что я плохо сейчас соображаю, а то расплакался бы, как девчонка. – Холи, мне очень жарко, – пытаюсь оттолкнуть её. – Да, да. Прости, – извиняется. Отстраняется. – Клянусь, если бы не огонь, выжигающий меня изнутри, я бы пролежал с тобой так до скончания времён. Но мне очень жарко. – Вот. Выпей, – подносит к моим губам что-то прохладное, и я со снедающей меня жаждой, жадно выпиваю всё до последней капли. Хорошо. Прохладная жидкость растекается по моему желудку. Какое облегчение. На пару минут мне становится лучше. Но только на пару минут. – Холи, я прошу тебя, вылей на меня ледяной воды. Пожалуйста, – не слышу своего голоса. Совершенно. – Нет, Шеннон, ты и так слишком болен! Выпей ещё, – снова подносит к моим губам стакан, и я снова всё выпиваю. Горько. Очень горько, но зато хоть что-то холодное. Рыжая стягивает с меня одеяло, чувствую очень неприятный запах. У меня жуткий насморк. Представляю, как же воняет эта смесь, что даже я, с моими забитыми пазухами чувствую её. Холи обмазывает меня ею. – Фу! Я буду вонять так же? – смеюсь. – Не бойся, я отмою тебя, – слышу, что улыбается. – Отмоешь… Да! Знаешь, я только что понял, что мы не принимали душ вместе. Купались в бассейне, я видел тебя, в душе, в твоём доме. А ведь так ни разу и не принимал его вместе с тобой, – рассказываю. – Снова бредишь… – выдыхает. – Вовсе нет, – пытаюсь открыть глаза. Это сложнее чем я думал. – Я ненавижу твоего мужа. Люто. Знаешь, я иногда представляю, как вы занимаетесь сексом. Как он делает это с тобой, а ты не хочешь. Ты вырываешься из его объятий, тебе не нравится, тебе больно. А он настойчив. Ему наплевать на твои желания. А я не могу оттолкнуть его от тебя. Ты просишь. Так отчаянно… А я… Прохладно. Мне не жарко, – проваливаюсь в сон.

Сон беспокойный. Мне то холодно, то снова жарко. Я слышу её голос, шёпот. Постоянно чувствую, что она рядом. Её поддержку. Нежные пальчики касаются моего лица, ладони – тела. Я чувствую, что Холи вытирает меня мокрым полотенцем. Особенно хорошо мне спится в эти моменты. Она рядом со мной. Не бросила меня. Ухаживает, хочет чтобы я поскорее поправился, выздоровел. Значит любит меня. Надеюсь, что любит. Стала бы она со мной носиться, если бы не любила, если бы я не был ей нужен? Я помню как её изумруды метали раскалённые молнии, когда я сказал, что возвращаюсь в Лос-Анджелес.

Сон. Приятный сон.

Я чувствую горячее дыхание возле головы, и губы, которые нежно касаются моего лба. Пытаюсь открыть глаза, но с первого раза у меня не получается. Вторая попытка оказывается удачной, но перед глазами стоит белая пелена, и сквозь гробовую тишину, я слышу своё имя. Сначала не чётко, а потом все яснее и громче. Что – то сдавливает мою грудь, и дышать становится тяжело.

Моргаю, и угадываю лицо Холи. Оглядываюсь. Меня окружает та же комната, те же вещи, и рядом та же женщина, судорожно целовавшая всё моё лицо, и как сумасшедшая повторяющая что-то на русском. Опускаю глаза. Я абсолютно голый, Холи тоже почти раздета. Она крепко прижимается ко мне. Я ничего не могу понять. Ступни горят огнем, во рту так сухо, что кажется даже язык высох. А белой пеленой оказалось всего лишь постельное белье. Рыжая выпускает меня из своих крепких объятий, поднимает мою голову и поит меня такой желанной прохладной водой.

====== Часть 39. Ловец снов ======

– Что происходит? – еле бормочу я. Она улыбается, глядя на меня.

– Сладкий! – тянет она. – С какого момента ты ничего не помнишь? – Помню, как было холодно после прогулки, – замолкаю, улыбаюсь.- А еще помню, как заснул, прижавшись к тебе! – сажусь, улыбаюсь еще шире и сажаю её к себе на колени. – Какого черта происходит? – свожу брови. – И почему мы голые? – меня охватывает негодование. Холи натягивает на нас одеяло. – Ты заболел. Замерз, я отогрела, ты уснул. У тебя появился румянец, ты задышал все отчетливее и размереннее, но ночью тебя начало лихорадить, ты весь горел, дышал часто и постоянно произносил мое имя, в общем, бредил.

Приходил местный врач, осмотрел тебя, сказал, что лихорадка-это всего лишь ангина от холода. Оставил лечебные смеси и уехал. Ты не приходил в ясное сознание пять дней, а сегодня с утра потихоньку становился влажным, а сейчас вон весь мокрый, значит, температуры больше нет. А голые мы от того, что я согревала тебя своим телом, – рассказывает рыжая. Молча утыкаюсь носом в её волосы. Она пахнет мной. Мой запах, мой пот. Отстраняюсь, смотрю в её глаза. Её изумруды сияют.

– Ты мне вроде как жизнь спасла, – хмурюсь. – Я так рада, что тебе лучше. Рада, что ты выздоровел, – опускает глаза. Притягиваю её лицо к своему. Трусь носом о её подбородок. – Хочу тебя поцеловать, – шепчу. – Целуй, – одобряет моё желание. – Нужно умыться, – реальность таки вторгается в наш мир. – Не нужно. Мне плевать, – касается нежным поцелуем моих губ. К чёрту нежность. Я спал слишком долго! – Хочу тебя, – шепчу сквозь поцелуй. – Ты ещё не окреп, – качает головой и снова с наслаждением целует меня. – Я найду силы дать тебе то, чего ты хочешь, – освобождаю её от тоненькой, промокшей от моего пота белой маечки.

О! Детки! Как я давно вас не видел! Как я скучал! Обвожу языком сосок.

– Шеннон, – запускает пальцы в мои волосы, шумно втягивает воздух. Улыбаюсь. Да! Ей безумно это нравится. Голова немного кружится. Она права, я совсем не окреп. – Дверь закрыта, Холи? – провожу ладонью по её волосам. – Закрыта. Всё равно все спят, – пухлые губки целуют кончик моего носа. – А сколько времени? – гляжу в окно. Совсем темно. – Три часа ночи, – шепчет она. – Обними меня ногами, – шепчу. – Шеннон, не геройствуй, ты не удержишь нас двоих. Сомневаюсь, что сможешь удержать себя, – протестует. Чёртова спорщица. – Ноги! – приказываю железным голосом. Она молча скрещивает ноги на моей пояснице. Поднимаюсь. Удержаться на ногах не составляет труда. Проношу её до деревянных реек, накрытых полиэтиленом. – Включай, – киваю на кран. Холи крутит прозрачные краники, и первые капли воды проходятся райским дождём по моей сухой коже плеч, грязным волосам.