Холи ставит передо мной кружку кофе, испепеляет меня взглядом. Вспоминаю свою фантазию. МОЯ РАБЫНЯ! Она отходит обратно к столу. Любуюсь хрупкой спиной, попкой.

– Эрика, а вы не печёте коричные кексы? – спрашиваю я. Холи выпрямляется, напрягается. – Страсть как хочу кексов с корицей. Вот прямо брежу ими. Я недавно вернулся из Финляндии, пытался попробовать там, но они какие-то неаппетитные. Я пробовал такие вкусные кексы только в Лос-Анджелесе, – рассказываю. Холи смотрит на меня, скрестив руки на груди. – Должно быть, ты очень любишь кексы с корицей, – удивлённо отмечает Эрика. – Я бы не назвал это любовью, – смотрю на Холи. – Мне дико нравится вкусовое сочетание, – улыбаюсь. Рыжая закатывает глаза и возвращается к прежнему делу. Я интуитивно чувствую, что она улыбается, что ей нравится эта моя метафора. – Я могу вам чем-то помочь? – интересуюсь у женщин. – Нет, дорогой. Иди, собирайся, сейчас приедет автобус, – кивает на улицу Эрика. – Автобус? Какой автобус? Куда? – ничего не понимаю. – Ну в храм. Ты же на обучение приехал? – смотрит на меня из под очков. – Эмм… – бормочу. Холи медленно разворачивается. Смотрит на меня. – Да, конечно. Я приехал учиться йоге, – выпаливаю. Рыжая прыскает, но потом возвращается к сковородке. – Тогда тебе пора, – отправляет меня Эрика. Киваю, ухожу. Сажусь в кресло.

И что я должен собирать? Шеннон, зачем ты ведешься на эти игры, продиктованные её правилами? Подошёл, схватил за волосы, притащил в номер и жёстко надругался над крошечным телом. И ведь она будет благодарна своему насильнику. Но нет. Мы же цивилизованные люди!

Тихий стук в дверь.

– Что? – быстро открываю. Передо мной мой кексик, волосы запрятаны под белым платком. Она протягивает мне свёрнутый листочек. – Свободная одежда, удобная обувь, полотенце, – читаю вслух. – Это я должен взять с собой? Так? – смотрю на неё. Она кивает. – Может, скажешь уже хоть что-то? – приглашаю её войти. Она отрицательно качает головой. – И как долго ты будешь молчать? – чешу затылок. Она жмёт плечами. – Тебя и трогать нельзя? – свожу брови. Она чуть улыбается, уходит.

Бросаю в сумку то, что было в списке. Сажусь в автобус. Едем по каким-то дебрям, джунглям, непроходимой грязи и болотам. Дождь не унимается ни на секунду. Вот-вот и всё здесь превратится в море. Грязное море. Храм огромен, высечен прямо в скале. Вход охраняет семиметровая статуя Будды.

– Американец! Американец! – зовёт меня какой-то мужчина. Подхожу к нему. – Гид. Переводчик, – тычет пальцем в девушку. – Здравствуйте, – произносит с придыханием она. Улыбается. – Привет, – киваю. Американка! Как я соскучился по американцам. А то кроме Эрики никого и нет. Холи и та – русская ирландка. Кейтлин проводит меня в зал. – Разувайся, – указывает девушка на мои кроссовки. Скидываю обувь. – Просто повторяй за гуру, – шепчет мне девушка. – Скажите, а гуру Шакти так же ведёт занятие? – шепчу Кейтлин. – Да, – кивает она. – И, что она хороший учитель? – поднимаю бровь, пытаясь удержаться в позе Уттхита Триконасана. – У неё своеобразный подход. Она делает упор именно на физическую нагрузку и принятие боли от них, телом. Когда все принимают позу трупа, расслабление сильно как никогда. Обычно засыпают прямо на ковриках, – рассказывает она. Нам делают замечание. Просят не болтать. – Но иногда она слишком увлекается. Вчера, когда занималась аштангой со знающими, делала стойку на высоком степе, быстро меняла асаны, – шепчет мне. Свожу брови. – Ну, позы, если проще. Так вот, поднялась на руках, и левая соскользнула с возвышения и она упала. Сильно ударилась плечом. А ты откуда её знаешь? – спрашивает. – Поза война, быстро, – меняем асану. – Я занимался у неё в Лос-Анджелесе, – а Шеннон то у нас тот ещё врунишка! – Аштангой? Ты? – раскрывает глаза. – Судя по тому, как ты кряхтишь – ты на йоге впервые, – раскусила меня. – Не твоё дело, деревенщина! – улыбаюсь ей. Она смеётся. Эта пытка продолжается ещё полтора часа и когда разрешают занять позу трупа я отключаюсь. – Проснись! Эй, проснись! – Кейтлин толкает меня. Разлепляю глаза. Только собираюсь спросить, сколько я проспал, как девушка накрывает мой рот ладонью. – Ни слова! – грозит пальцем. – Два часа ни единого слова и ни единого прикосновения по своей воле. К тебе могут прикасаться, а ты нет. Ни в коем случае. Но только если тебе не угрожает опасность. Это будет завершением очищения. – А… – пытаюсь сказать хоть что-то. – Ни слова, Шеннон! – цыкает она. Закатываю глаза, встаю. Одеваюсь, сажусь в автобус.

В отеле Эрика расспрашивает о занятии. Я только киваю и отстраняюсь от проходящих мимо людей. Эти два часа длятся мучительно долго. Я не привык так долго не разговаривать. Даже когда вокруг никого нет, я всегда бормочу что-то себе под нос. Молча жую на обеде какую-то крупу. Те, кто разговаривают, говорят, что это ячмень. Наплевать, зато мясо яка очень вкусное.

Холи сидит в углу одна, читает книгу. Наверняка свои извращенские романы. Потом встаёт, идёт ко мне, садится напротив. «Ну как тебе занятие»? – пишет карандашом на последней странице книги. Жму плечами. Изматывающее, кексик, очень изматывающее. «Мне нравится, когда ты молчишь», – пишет. Улыбаюсь. Показываю ей средний палец. Встаю, ухожу. Прибираюсь в комнате. Ненавижу беспорядок. Выравниваю плед на кровати. Идеальная гладь. Двигаю кресло к окну, открываю книгу, которую дала мне Кейтлин. История Тибета, культура и прочая полезная информация. Читаю, пока не перестаю видеть буквы. Включаю свет, зажигаю семь свечей.

Дверь открывается с тихим скрипом, в комнату входит Холи. В широких тёплых шальварах, черной борцовке. Наблюдаю за ней, подняв бровь. Она закрывает дверь на ключ, пересекает комнату и бесцеремонно плюхается на мою кровать. Быстро моргаю.

– Холи, я ненавижу, когда садятся на мою кровать, или просто даже складывают на неё вещи, или вообще прикасаются, – строго бормочу. – Пфф… – фыркает она, притягивает колени к гуди, придвигает к себе лампу и открывает свою книгу. – Я серьёзно, сядь в кресло, – киваю на второе плетенное кресло у кровати. Она молча качает головой в отрицании, не отрываясь от книги. – Слезь с кровати! – громко произношу я.

Она встаёт, стягивает штаны, остаётся в трусиках, отгибает плед, чуть виляя попкой, забирается под него. Закрываю лицо ладонями. Улыбаюсь. Вот же сучка! Она ждёт моей реакции. А вот ни фига! Открываю книгу, продолжаю читать. В комнате стоит умиротворяющая тишина, лишь шелест страниц.

Мы, словно, старая семейная пара, проводящая очередной вечер за чтением чего-то жизненного, философского. Загибаю край страницы, кладу книгу на подоконник. Смотрю на неё. Она лежит на животе, опирается только на правый локоть. Волосы собраны в высокий хвост, она кусает губу, морщит нос, двигает очки по переносице.

– Ты сейчас такая… – тихонько произношу. Она поворачивает на меня голову. Сводит брови. – Такая милая, нежная. Как воздушный крем, как взбитые сливки на кексе, – произношу. Она удивленно улыбается. – Я хочу услышать твой голос, – прошу. Она крепко соединяет губы, качает головой, снова утыкается в книгу. – Лолита, – шепчу. Она бросает на меня взгляд, раскрывает глаза. – Она ведь совсем как ты, да? Она тоже была со взрослым мужчиной, она тоже манипулировала им при помощи секса. И я понимаю, почему ты так любишь этот роман. И этот твой Гумберт. У него тоже явные проблемы. Ты была совсем маленькой девчушкой. Холи, он педофил. И даже не отрицай! – я груб.

Она встаёт, надевает штаны, открывает замок, протягивает правую руку с тонким средним пальцем. И выходит, громко хлопнув дверью. – Сука! – гремлю я. Она возвращается, я морщусь, уже приготовился получить по лицу, но Холи бросает на тумбочку листок и уходит. Хватаю клочок бумаги. Это вчерашнее задание.

«В-»

Что? Не отлично а всего лишь В? Да ещё и с минусом? Да ты шутишь, рыжая!

Толкаю дверь в её комнату. Она поднимает на меня глаза. Встаёт на кровати. Приготовилась защищаться.