***

«А ведь не зря говорят на Руси, что в такую погоду хороший хозяин собак из дому не

выгоняет, - подумал Николай с улыбкой, - Но ничего. Во-первых, собаки у меня не

изнеженные, а во-вторых, в парке наверняка потише будет. Так что мохнатым по свежему

снежку поноситься - только в радость. Здоровые псы вымахали. Дика, так и вообще можно

издали с волком матерым перепутать. Хороши немцы! И умные. Нужно обязательно

заставить разводить у нас эту породу. Не для охоты, конечно: в армии и в полиции пусть

послужат».

Среди деревьев буйство пурги действительно резко пошло на спад, и идти по

освещаемой призрачным светом электрических фонарей снежной целине, под которой

едва угадывались контуры дорожки к псовому павильону, стало значительно легче.

Павильон этот по его указанию выстроили прямо над тепловыми трубами от главной

котельной, возведенной в дальнем углу парка и запущенной впервые в октябре прошлого

года. «Песий домик» с внутренними помещениями был утеплен, однако собаки сами

могли выходить в открытый внутренний вольер. Судя по всему, разыгравшаяся не на

шутку непогода их не особо донимала, и они как обычно сидели там, в ожидании хозяина.

Николай, любивший их выгуливать, уже метрах в ста от павильона знал, что его ждут.

До Дика с Каськой у него была только одна любимая собака. Небольшой, поджарый

пес средней лохматости по имени Иман, ирландской породы. Когда, не прожив и

половины обычной собачьей жизни, сеттер внезапно умер от остановки сердца больше

трех лет назад, Николай больше ни к кому из «придворных» псов не привязывался. А вот

разных заблудших дворняг отстреливал в парке не редко.

С одной стороны, понятно, - охотничий азарт, с другой – суровая профилактическая

мера, ибо бешенство или псовая чума были в те времена довольно серьезной опасностью.

Укушенному бешеным животным человеку грозила тяжелая, мучительная болезнь с почти

неотвратимым летальным исходом, и даже вакцина Пастера не была панацеей.

А беспокоиться Государю было за кого и как главу многочисленного семейства, его

вполне можно было понять. Тем более, что и дворцовой охране, и полиции, стрелять на

территории дворцового комплекса разрешалось только в самых исключительных случаях.

Пуля, как говорится, дура. Потому, что порой не известно в кого она соизволит попасть.

5

Но, кроме того, Николай вообще не любил любых появления чужих на своей личной

территории.

«Жаль, что нельзя вот так просто разрешать проблемы с некоторыми из двуногих.

Прости мне, Господи, греховные мысли!.. Нет, не нельзя, конечно, - самодержец пока. Не

подобает, так будет вернее. Как человеку чести и долга, верующему, воспитанному и

высокородному. Но признайся, «пока самодержец», велик соблазн столь просто решать

самые сложные проблемы? Как Рюриковичи, Петр Алексеевич или властьпредержащие в

том чудовищном будущем, о котором тебе поведал Михаил? И которого ты поклялся не

допустить. Как же много ты от НИХ уже понабрался, за этот год. Оторопь берет…

Прости, милый Иман. Прости, друг мой, я долго хранил верность твоей памяти. Но

эта мохнатая парочка! И как же они быстро залезли в сердце всеми своими восемью

лапами? С самого первого дня, когда два лохматых «квадратных» увальня со смешными,

любопытными мордами и непропорционально большими, тяжеловесными лапами,

устроили уморительные скачки на новом, скользком для них, натертом до блеска, паркете

Александровского дворца.

Как же все смеялись тогда над их неуклюжестью! Во время обеда они и отомстили

главным насмешницам - безжалостно сгрызли ножки у венского комода в комнате Ольги с

Татьяной. А уж когда барон Фредерикс вознамерился было за это их наказать… Что тут

было!» - Николай хмыкнул про себя, вспоминая, как две юных фурии с гневными,

горящими глазами напали на несчастного министра двора, который просто любил

порядок, одной из форм которого считал воздаяние по заслугам.

Первым подал голос Дик. И тут же более высоко и тонко завизжала без ума

влюбленная в хозяина Каська. «Ну и слух же у них. Сейчас ведь точно всего в снегу