Шрифт:
Штольман выстрелил, прикрывая неизвестного. Убийца снова перенёс своё внимание на него.
Раз.
И два. Вот теперь все шесть.
Пора!
Сыщик поднялся и бегом припустил к лестнице. Оттуда его снова прикрыли огнём.
– Давай сюда, Джек! – раздалось сверху.
Голос был низкий, чуть ворчливый, с невероятным акцентом, словно рот у говорившего был набит кашей. Штольман понял, кто именно пришёл к нему на помощь.
С этим человеком он повстречался в порту. Мистер Генри Пирс был американцем и только что прибыл из Сан-Франциско. Они коротко поговорили, а потом Штольман сопроводил его до дома губернатора, где давали приём в честь русских спиритов. Кажется, Пирс тоже был туда приглашён.
В два прыжка преодолев лестницу, сыщик присел под прикрытием гранитной тумбы, украшенной обширным вазоном. Тумбу с противоположной стороны лестницы оккупировал мистер Пирс. Он перезаряжал свой револьвер и довольно усмехался:
– Мы здорово сбили ставки этим парням, а, Джек?
– Какие ставки? – не понял Штольман.
Американец говорил, используя цветистые выражения, так что трудно было понять, что именно он имеет в виду.
– В Калькутте многие поставили на поражение. И им очень не хотелось бы, чтобы ты дошёл до цели и нашёл тот камешек.
Вид у американца был самый весёлый.
– А вы, значит, поставили на победу? – спросил Яков Платонович, заметно хмурясь.
– А я не делаю ставок, когда человек играет со смертью, - сурово сказал мистер Пирс.
Штольман понял, что, кажется, его обидел. Вот пропасть! Только не хватало, чтобы его пристрелили те, кто рискует потерять деньги в какой-то идиотской игре! Мало ему убийц-душителей!
Мистер Пирс, впрочем, не стал слишком долго обижаться. Он деловито пополнил барабан второго револьвера, потом поднял глаза:
– Тебе надо войти в этот дом, Джек? Или тебя сюда просто загнали.
Пришлось подтвердить: ему надо именно сюда.
Американец призадумался, взъерошив рукой светло-русую жёсткую шевелюру. Штольман подумал и решил, что Генри Пирс ему нравится. Было в нём что-то вызывающее симпатию. Хотя больше всего к нему подошло бы определение «тёртый калач»: кривой нос, ехидная ухмылка, шрам на подбородке. Но было что-то ещё – эдакое неподдельное. Этот человек не пытался быть кем-то другим. Стрелок и авантюрист, бандит, быть может, как и все эти парни с Дикого Запада. Но он был на его стороне.
– Тогда так, - сказал Пирс. – Ты бежишь к дверям, я тебя прикрываю. Потом ты прикрываешь меня. Как будем выходить, мы подумаем потом.
Яков Платонович кивнул. План годился. До двери примерно три шага.
«И снова здравствуйте, Нина Аркадьевна!»
========== Нина ==========
Камень был завораживающе красив. Почти фиолетовый в глубине, на краях он словно играл отблесками пламени. Глаз отвести было невозможно.
А еще было невозможно страшно, словно из винноцветной глубины этого камня тянулось, пульсируя ненавистью, многорукое чудовищное божество. Тянулось, впивалось в мозг и тело, высасывало жизнь, парализуя и лишая воли. Камень, лежащий на бархатной скатерти, был воплощением ненависти.
Теперь она верила в проклятие рубина.
Челси принёс его накануне отъезда, исполненный самодовольства, полностью уверенный в своей безнаказанности. Он не боялся никаких проклятий. План был прост: распилить рубин на несколько частей. Это не очень понизит его стоимость, рубины всегда в цене. Зато проклятие, если оно было, перестанет существовать.
Нина никогда не испытывала к Челси особого чувства. В этот миг он стал ей попросту отвратителен.
Видит Бог, Нина Аркадьевна нечасто расплачивалась за чужие грехи. Чаще всего грехи были собственными, а расплата вполне заслуженной. Но теперь её помимо желания втянули во что-то настолько гнусное, что она и представить себе не могла. А она, не ведая того, втравила единственного человека, который был для неё важен.
*
Увидев силуэт в лунном свете у окна, Нина в первый момент вообразила, что Миронова и впрямь умеет вызывать духов. Призрак Штольмана, грозный, как статуя Командора, знал все её грехи – прежние и нынешние. Страх затопил всё её существо, и она даже не поняла, что шаги, силуэт и голос принадлежали живому человеку. Из плоти и крови. Человеку, которого можно было увидеть, коснуться…
Она пришла в себя не скоро. В дамскую комнату впорхнула, весело и бессмысленно щебеча, дочка банкира с парочкой других светских дурочек.
– Ах, какой изумительный был розыгрыш! Эта госпожа Штольман – просто прелесть!
– А что вы скажете о великом сыщике? Какой мужчина! Значительный, загадочный, красивый!
– Как вы думаете, всё это правда?
Тут они заметили Нину Аркадьевну, бессильно сидящую в кресле.
– О, миссис Робинсон, вы так быстро ушли! Вам нехорошо? Ваши русские знакомые произвели впечатление! А это правда?
Придворная выучка, вбитая в плоть и кровь, не дала ей потерять лицо:
– О чём вы, мисс? – спросила она, небрежно обмахиваясь веером.