Она устало ответила:

– Хорошо. Раджа нам не враг. Я была в безопасности и не путалась у тебя под ногами.

Яков внезапно сжал зубы, сощурившись; нервно дёрнулось левое веко. Она поклялась бы, что на лице его промелькнуло выражение гнева, но в следующее мгновение он совладал с собой и больше ничего не сказал.

Зато сказал дядя. Он заявил, что давно мечтал обнимать такую вот красавицу, так что она поедет с ним, потому что муж все равно не сможет удержать её в седле одной рукой. Яков не отреагировал на шутку, и Анне стало ещё тревожнее.

Он сердится? За что?

Да, она убила человека, но совесть её по-прежнему не мучила. Этот человек был предателем и убийцей, и он собирался ударить Штольмана в спину. Она застрелила его без жалости, и ей даже плохо от этого не было.

А может в этом всё и дело? Она стала убийцей. Как Каролина. Как госпожа Громова. И не раскаивается в этом. Нежинская – и та чище, ведь она никого не убивала.

А Яков был всегда служителем закона. Вдруг он не сумеет простить?

Потом она вспоминала показанное ей капитаном Челси и сама начинала сомневаться. Что, если Яков тоже изменился?

Что с ними сделала эта страна? Сумеют ли они теперь любить друг друга, как прежде?

Ответ на это мог дать лишь один человек, но он спал тяжёлым сном, и она почти со страхом ждала его пробуждения.

Страх не отпускал, и отвести взгляд от любимого лица она не могла. Свой ответ она уже знала. Что бы там ни показал ей Челси, она всегда будет верить человеку, которого выбрала себе в мужья. Верить, любить, беречь его. Потому что людям так мало дано времени для счастья. Даже если впереди вечность… Она будет любить его здесь и сейчас, не растрачивая попусту отпущенное время. И без того они столько его уже потеряли!

На маленьком походном столе под полотенцем скучал завтрак: блюдо с фруктами, рис с карри, копчёное мясо – Карим не признавал трапезы без мясного.

Нельзя же столько времени не есть! Анна уже подумывала разбудить мужа, чтобы накормить, когда в джунглях, приветствуя рассвет, привычно взвыли обезьяны. Яков вздрогнул, пошевелился и сел на походной кровати, кажется, не вполне понимая, где он, и что происходит. Глаза были мутные со сна. Анну он не видел.

– Доброе утро, - тихо сказала она, не решаясь поцеловать. – Яша, тебе поесть надо. Потом снова ложись.

Теперь он заметил жену, всем телом потянулся к ней, но почему-то сдержал этот порыв. Взгляд был больной.

Всё, она не может больше терпеть неизвестность и бояться!

Анна подошла и сама обняла его, приникнув щекой к здоровому плечу. Он бережно обнял её в ответ. Кажется, дело не в том, что он разочарован и не может её простить. Слава богу!

А в чём?

– Тебе плохо? – спросила она, не в силах больше выносить молчание.

– Простите меня, Анна Викторовна, - глухо ответил Штольман. – Я должен был уберечь вас от всего этого.

– А я вас. Не очень у нас обоих это получилось, - вздохнула Анна, не отрываясь от него.

Ничего не происходит! Ничего такого, с чем они не могли бы справиться вместе.

– Попробуем снова?

Яков коротко выдохнул и крепче прижал её к себе, касаясь виска невесомым, бережным поцелуем.

Ну, нет! Сегодня ей этого мало. Она слишком по нему соскучилась!

– Как тебе было у князя?

– Хорошо. Он обучал меня индийской философии и соблазнял секретами Тантры. А ты?

Яков коротко усмехнулся:

– А я, как всегда, бегал, дрался и стрелял. Что такое Тантра, Анна Викторовна?

– Не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что этим мне лучше заниматься с вами, Яков Платонович!

Она коротко хихикнула, целуя его шею в вырезе рубашки. Яков резко выдохнул.

– А почему ты ничего не говоришь про моё сари? Мне не идёт? Тебе не понравилось? – живо спросила она.

Штольман несколько удивлённый оторвался от неё, оглядел и вздохнул:

– Ну, это же вы, Анна Викторовна. Вы во всяком наряде хороши.

– Что я слышу, Яков Платонович? Вы научились делать комплименты?

– Только учусь. До Коробейникова мне ещё далеко. А тебе самой нравится?

– Раджа сказал, что ходить в корсете мне сейчас вредно. Из-за ребёнка.

Она пристально глядела в лицо мужу и ожидаемо не увидела там удивления.

– Ну, вот как это называется, Яков Платоныч? – она легонько ткнула его в грудь кулаком. – Вы знали, а мне не сказали!

Муж крепко обнял её, пытаясь избежать дальнейшего наказания: