хватает, они становятся немногим лучше вот этого наладонника, - ответил он, махнув карманным компьютером.
– А твои программы обработки на порядок мощнее.

Программы, которые я разработал и поддерживал, обрабатывали бесчисленное множество данных по каждому человеку в стране, начиная от ежеминутных перемещений

на личном или общественном транспорте, до конкретного названия просмотренных порнофильмов и способа спрятать его от партнёра. Мы отслеживали шаблоны поведения

и отклонения от этих шаблонов. "Террорист" - понятие широкое, но оно хорошо подходит для описания того современного явления, которое мы искали. Террористы

были иголкой в стоге сена, в котором остальные были миллионами отдельных соломинок.

Постоянный поток данных требовал гигантских объёмов памяти и числа процессоров. Несколько раз мне доводилось видеть компьютеры в бункерах Хоум-Офиса:

гигантская сверхпроводящая нейросеть в помещениях настолько холодных, что перехватывает дыхание. Ни у промышленности, ни у научных учреждений ничего подобного

и близко нет.

Потому-то сегодня, понял я, Уилсон ко мне и обратился.

– Хочешь, чтобы я прогнал твой внеземной сигнал через мои компьютеры, так?
– спросил я. Брат моментально поймал меня на крючок, но я не собирался это

признать. Пусть я и отказался от научной карьеры, но, думается, любопытство горело во мне ничуть не меньше, чем в Уилсоне.
– И как ты предлагаешь мне получить

разрешение?

Он отмахнулся от этого вопроса как от несущественного.

– Что мы ищем, так это шаблоны, запрятанные глубоко в данных, до самого дна - любой распознаваемый элемент, который позволит раскодировать всё... Думаю,

ту программу, которая выискивает шаблоны моего использования транспортных карт, в любом случае можно адаптировать для поиска корреляций в сигнале "орлят".

Вызов беспрецедентный!

– Вообще-то, это не так уж плохо. По-видимому, пройдут годы и поколения, прежде чем мы расшифруем сигнал - если вообще расшифруем. Как поколениям эпохи

Возрождения потребовалось определённое время, чтобы оценить наследие античности. Фактор времени послужит профилактикой культурного шока.

– Ну так что, Джек, нарушишь за меня правила? Ну давай, решайся. Помнишь, как говорил отец? Загадки вроде этой - вот что мы решаем. Мы оба попробовали

на вкус яблоки Тьюринга...

Не сказать, чтобы в нём совсем уж отсутствовала хитрость: он знал, чем меня привлечь. Однако, насчёт культурного шока он оказался неправ.

2029

Двое вооружённых полицейских сопровождали меня в коридорах Института. В огромной стеклянной коробке не было никого, кроме меня, полицейских и служебной

собаки. Снаружи было солнечное утро холодного весеннего дня, на синем небе ни облачка - все они разбежались от внезапного сумасшествия Уилсона.

Уилсон сидел в проектном офисе Кларка, за монитором на котором пробегали данные. Он обложил себя вокруг талии пластинами семтекса, а в руке зажал взрыватель.

Мой брат, в конечном итоге опустившийся до террориста-смертника. Полицейские остались далеко снаружи.

– Мы в безопасности, - сказал Уилсон, оглядевшись.
– Они нас видят, но не могут слышать. Насчёт этого я спокоен. Мои файерволлы...

Когда я шагнул к нему, он поднял руки.

– Ближе не подходи! Я взорву её, клянусь.

– Господи, Уилсон.

Я замер и умолк, усилием воли заставляя себя успокоиться.

Я знал, что мои парни, теперь подростки, смотрят за каждым движением по шпионским новостным каналам. Может быть, никто нас не услышит, но у Ханны -

прелестной одиннадцатилетней девочки - достаточно друзей, умеющих читать по губам. Уилсону такое никогда не приходило в голову. Если мне предстояло умереть

сегодня рядом с моим сумасшедшим братцем, я бы не хотел, чтобы дети запомнили, что их отца сломил страх.

Я уселся так близко к Уилсону, как только можно. Опустил голову вниз, и когда заговорил, мои губы едва двигались. На скамье лежала упаковка из шести

тёплых банок содовой. Думаю, теперь я всегда буду ассоциировать тёплую содовую с Уилсоном. Я взял одну бутылку, открыл крышку, глотнул. Вкуса я не почувствовал.

– Хочешь содовой?

– Нет, - горько ответил он.
– Будь как дома.