Привычка миссис Уизли укладывать Гарри с Роном в одну комнату, а Гермиону с Джинни в другую, причём на другом этаже, осталась неизменной, поэтому девушка недоумённо пожала плечами.

— Не знаю, я не видела его с утра. А почему вы спрашиваете?

— Ну... — миссис Уизли замялась, отворачиваясь к плите. На разделочной доске нож сам по себе резал садовые груши, и когда тарелка переполнилась и несколько плодов упало на стол, Гермионе пришлось палочкой остановить процесс.

— Вы думаете, что мы с Роном встречаемся? — решилась спросить она напрямую.

Молли кивнула, поворачиваясь.

— Нет, что вы, мы просто друзья.

— А жаль, — откликнулась Молли, разжигая огонь в духовке. — Но это ничего не меняет, Гермиона. Мы с Артуром, да и мальчишки всегда тебе рады. А уж про Джинни я молчу.

— Спасибо! — сердечно сказала Гермиона. Она больше беспокоилась, что своим ответом расстроит родителей Рона, а не его самого.

Рон отнёсся к её отъезду довольно спокойно, но в тот же вечер прислал сову на её лондонский адрес. В письме он извинялся за что-то — за что именно, Гермиона так и не поняла. Она написала ему подробный, как на экзамене, ответ на два пергаментных свитка, где говорила, что любит его как друга и что между ними всё по-прежнему, а про те поцелуи она и не вспоминает.

На это письмо Рон не ответил.

Через несколько дней Гермиона наведалась в Косой переулок, где полным ходом шло восстановление магазинов и лавочек, разрушенных за предыдущие два года. «Волшебные вредилки» должны были открыться лишь через несколько дней, и это давало Гермионе обоснованный повод избежать мук совести оттого, что она не зайдёт к Рону.

Народ сновал туда-сюда, до первого сентября оставалось не так много времени, и нужно было купить всё необходимое к школе. Пробираясь сквозь толпу, Гермиона то и дело слышала приветственные оклики: теперь она была популярна почти так же, как и Гарри, и это с одной стороны ей льстило, а с другой немного беспокоило. Почтовый ящик был завален письмами из Министерства Магии, Визенгамота, даже больницы святого Мунго — все с предложением перспективных должностей. Но она не была бы Гермионой Грейнджер, если бы позволила себе устроиться на работу без свидетельства об образовании. И потому, когда хогвартская сова принесла ей письмо от Макгонагалл, прыгала по комнате, не в силах сдержать ликование.

«Гермиона Джин Грейнджер, вам предлагается должность преподавателя или ассистента по любому выбранному предмету в Школе чародейства и волшебства Хогвартс.

Также вам предоставляется возможность продолжить ваше обучение по программе седьмого курса с целью сдачи выпускных экзаменов ЖАБА.

Директор Школы чародейства и волшебства,

Минерва Макгонагалл.

P.S. Мисс Грейнджер, для должности преподавателя сертификат ЖАБА необязателен, все в курсе ваших интеллектуальных способностей, но если пожелаете, то Гриффиндор всегда к вашим услугам».

Но среди всех этих писем было ещё несколько, особенно дорогих ей.

Спустя пару дней после битвы за Хогвартс, отдав дань уважения погибшим и разделив радость победы с выжившими, Гермиона отправилась в Австралию за родителями. Процесс восстановления памяти оказался несложным; сложнее было всё объяснить им и убедить, что эта амнезия была необходима. Всё-таки укрывательство от власти, пусть и магической, казалось законопослушным Дэвиду и Шарлотте чем-то в корне неправильным. Но долгие разговоры с дочерью, подробные (по возможности) рассказы понемногу склонили чашу весов в сторону Гермионы, и они успокоились. А вскоре после возвращения в Англию к младшей Грейнджер стали приходить репортёры из «Ежедневного пророка» и других периодических изданий: задавали вопросы, брали интервью и относились к ней так, будто она была по меньшей мере спасительницей Вселенной. Кроме того, почти каждый день заглядывал кто-нибудь из друзей — за это лето Гермиона представила родителям человек тридцать, начиная с Невилла и заканчивая Биллом и Флёр.

Едва Гермионе удалось выкроить свободную минутку после приезда, она занялась сортировкой почты. Десятки писем с поздравлениями, столько же — с приглашениями на работу, и вдруг среди них она наткнулась на конверт из плотной бумаги, закрытый печатью международного образца.

Её сердце пропустило один удар. Хотя они переписывались уже три года, она всегда волновалась, когда получала от него весточку.

Знакомый размашистый почерк. Как давно она его не видела, не читала этих милых, немного неверно построенных фраз...

Письмо было датировано четвёртым мая.

«Дорогая Гермиона!

Надеюсь, что с тобой всё в порядке. Как только я узнал о том, что случилось у вас позавчерашней ночью, сразу же сел за письмо. Сообщи мне, как сможешь. Я видел в газетах ваши фотографии — твою, Гарри, Рональда; я понял, что ты цела и невредима. Но мне нужно услышать эти слова от тебя лично. Напиши мне.

Буду ждать.

С наилучшими пожеланиями,

Виктор».

Когда она прочитала это письмо, на календаре было уже двадцать первое мая.

— Гермиона!

Она обернулась. На другой стороне переулка, у входа в магазин мадам Малкин стояли Джинни с Полумной и, приподнявшись на цыпочки, отчаянно ей махали.

Гермиона пробралась к ним: девушки уже набрали полные пакеты учебников и оставили визит в ателье за новыми мантиями напоследок.

— Я так рада вас видеть! — воскликнула она, крепко обнимая подруг. — Ох, Полумна, ты так похорошела за лето! Куда вы с папой ездили?

— В Исландию! — с восторгом отозвалась светловолосая когтевранка. — Там столько акнекрысов!