Всё это обнаружилось до конца, в полной мере просочилось в травмированное общественное сознание лишь к концу 90-х: «Всё потеряли! Наступает конец!».

Путин ответил на это общенародное «караул!» новыми мантрами и действиями в Чечне. Действия в Чечне народ оценил по достоинству. Он понял, что кто-то почему-то как-то дает отпор самой очевидной погибели — утрате даже нынешнего, крайне усеченного и несовершенного государства. Что же касается путинских мантр, иногда именуемых «мантрами Суркова-Павловского», то они были до крайности незатейливыми.

Вместо унылого «колониальный сырьевой придаток» говорилось со страстью: «великая сырьевая держава!» Пять-шесть подобных фокусов плюс действия в Чечне — вот всё, чем располагала власть к 2008 году. То есть ко времени, когда мир от устойчивости того капитализма, который держится на грабеже так называемой периферии, стал скукоживаться самым наглядным и непристойным образом.

Ровно в этот момент Медведев, став Президентом России, заговорил о бесперспективности того, что он же и сооружал в качестве третьего, а порой и второго лица в государстве, вернейшего и сверхприближенного путинца.

Да, о необходимости структурных реформ, позволяющих слезть с нефтяной иглы, говорил и сам Путин — году этак в 2007-м. Но Путин говорил об этом сухо, буднично. Как об одной из текущих задач. Медведев же придал данной теме иную, очень знакомую интонацию.

Вернейший путинист, привилегированный член команды, создававшей пресловутую «стабильность» «великой сырьевой державы России», вдруг стал надрывно проклинать и созданное с его помощью «сырьевое благолепие», и им же ранее вместе с Путиным пестуемую «замечательную стабильность». Теперь стабильность называлась не спасительной, а губительной, а сырьевое величие именовалось не иначе как сырьевым проклятием.

Сходство с Горбачевым было поразительным. Тогда верный брежневец, ярый почитатель советской идеологии, член коммунистического Политбюро стал проклинать наличествующее, которое он же и сооружал, и восхвалял. И именовать это наличествующее «жутким застоем». Теперь верный путинец, ярый почитатель путинизма, член нового «единороссийского» политбюро, путинский номенклатурщик № 1 начинает разносить в пух и прах все мантры путинизма. И называть этот ранее им восхваляемый путинизм… как бы вы думали, как? А так же — «жутким застоем»!

Медведевский трюк «а-ля Горбачев» не мог не вызвать беспокойства у всех, кто помнил ужас перестройки. Поскольку этот трюк был первым, но не последним, то я назову его «первым горбиком», ознаменовавшим начало медведевского правления. И все дальнейшие «горбики» буду наделять номерами: «горбик № 1», «горбик № 2» и так далее.

Оговорив поразительное сходство между первым «горбиком» на кривой медведевского правления и первым «горбиком» Горбачева, знаменовавшим собой начало так называемой перестройки, необходимо указать и на принципиальное отличие медведевского «таперича» от горбачевского «давеча».

Горбачев мог открыто поносить того, кого еще за три года до начала своего правления именовал «дорогой Леонид Ильич». Брежнев умер. Традиция разборок с покойниками предполагала поношение умерших и их деяний, а в каком-то смысле этого даже требовала… Свалить вину на персональные ошибки покойного гораздо удобнее, чем разбираться с ошибками коллективного разума, частью которого ты являешься.

Медведев стал сооружать свой «горбик № 1» при Путине не только живом, но и сохранившим политическое влияние: как-никак — премьер-министр, лидер правящей партии.

Конечно, Медведев мог одним росчерком пера решить судьбу Путина. И открыть дорогу к его, Путина, тотальной дискредитации.

Об этом вопили как резанные все представители «либерального медведизма». Тот же господин Юргенс, к примеру, шел в своих рассуждениях гораздо дальше, напоминая про табакерку, применение которой сделало наследника Александра Павловича государем Александром Первым. И о табакерке этой Юргенс говорил во всеуслышание, и о фразе графа Палена, сказанной после срабатывания «эффекта табакерки»: «Государь, идите властвовать!».