Узнав о подведомственном вору рынке, Пакуро засомневался в его причастности как к делишкам Чумы, так и к каким-либо рискованным преступлениям. Даже по расчетам весьма общего свойства, рынок должен был приносить вору столь огромный и постоянный доход, что главной проблемой Крученого становилось не участие во всякого рода криминальных акциях, а легализация и вложение получаемых средств, способных, к примеру, легко трансформироваться в недвижимость под пальмами оффшорных островков, чьи прибрежные воды неуклонно чернели благодаря отмываемым на тропических берегах долларам российских нуворишей.

Однако майор Атанесян, внимательно изучивший материалы по чрезвычайному происшествию в ЭКО, особо отметил показания бывшего эксперта Собцовой, касающиеся проникновения в ее квартиру рэкетиров. В показаниях фигурировал молодой румяный человек атлетического сложения и — девочка, представившаяся соседкой с нижнего этажа.

Лицо девочки Собцова не рассмотрела, а вот на представленных ей фотографиях Весла и сына скоропостижно спятившей коммерсантки — Антона, — опознала физиономии ворвавшихся в ее жилище бандитов.

Таким образом, последнее звено цепной реакции покуда еще неведомых преступлений, совершенных, в частности, с помощью похищенного из ЭКО оружия и наверняка числившихся в категории «висяков» по разным районам столицы и ее пригородов, предстояло выявить майору Атанесяну. Ему же заодно надлежало разгадать тайну гибели Чумы.

Внешность майора Атанесяна прямо ассоциировалась со стереотипом холодно уверенного в себе, элегантного донельзя, и чуткого, как натянутая струна, тореодора. От его предков, выходцев с Кавказа, майору достались карие, сосредоточенно спокойные глаза, тонкий нос с едва заметной горбинкой, прямые черные волосы и… неукротимо-бесстрашное устремление к победе над любым противником в любых обстоятельствах, за что частенько, как за неоправданный риск, майор получал гневные начальственные нарекания.

Первым делом Атанесян установил, что Ольга и Антон уже давно не появлялись в школе, а позвонившему домой завучу неприязненный мужской голос ответил, будто подростки переезжают в другой район, и данный номер телефона взволнованным педагогам следует позабыть. Без сомнения, такого рода рекомендацию дал Крученый.

Мысль о том, что старый бандюга начал подготовку несмышленышей в свои сподвижники, была очевидной… Как и факт привлечения акселератов в криминальные деяния Чумы и Весла.

С Олей Атанесян познакомился на улице. Рассыпаясь в комплиментах, и, одновременно, удивленно постигая вторым планом, что выглядит симпатичная девчонка весьма зрело, лет на девятнадцать, предложил перекусить в ресторанчике, получив на это моментальное и благожелательное согласие.

Впрочем, тут необходимо заметить, что благожелательность самого Атанесяна была присуща ему настолько органически и безыскусно, что обезоруживала и самых искушенных циников.

За обедом, шутливо расспрашивая, чем занимается юная красавица и где живет, услышал вялые ответы о внезапно прихворнувшей маме, лежащей в больнице, о заботливых отчиме и старшем брате, чьими стараниями закрываются ее материальные проблемы. А вот к предложению поехать домой к внезапно возникшему возле нее кавалеру, напротив, отнеслась с живостью и с полнейшей готовностью.

— А не боишься, что буду ухаживать? — подмигнув, вопросил коварный кавказский красавец.

— А как же без этого? — кокетливо поиграла она хрупкими плечиками, на которых подрагивали узенькие бретельки короткого невесомого платьица.

— Оля! — Тон Атанесяна стал вдумчиво-серьезен. — Тебе всего пятнадцать лет, а не восемнадцать, как ты утверждаешь. Скажи, с какой поры ты столь легко и непринужденно соглашаешься лечь в постель с незнакомыми мужчинами?

Глаза девчонки растерянно округлились.

— А что такого… Я… Ты же сам предложил…

— А теперь я предлагаю другое, — продолжил Родион. — Мы сейчас сядем в мою машину и поедем ко мне работу. В РУБОП. Ты слышала о такой организации?

— Зачем? — Голос ее сорвался на испуганный шепот.

— Затем, что я очень хочу тебе помочь. Затем, что тот, кого ты именуешь отчимом, может в любой момент перерезать тебе горло, как нежелательному свидетелю. Затем, что представляться соседкой с нижнего этажа, квартиру которой заливают соседи сверху, чтобы тебе открыли дверь, а в дверь ворвались бы твои сообщники-бандиты — означает сесть рано или поздно в тюрьму. Достаточно объяснений?

На нежных плечиках появились отчетливые мурашки. Блеснули слезы в глазах, наполненных отчаянием и страхом.

— И если ты захочешь помочь мне, то обещаю помочь тебе, — заверил Атанесян. — Где сейчас, кстати, этот твой якобы отчим и Антон?

— Их уже два дня нет, на какой-то даче… — внезапно севшим голосом пояснила она. — Звонили, сказали, если что произойдет… ну, милиция там… В общем, чтобы мелом входную дверь пометила… А… вы меня сегодня в тюрьму?..

— Успокойся, никаких тюрем ни сегодня, ни завтра не будет, — сказал Атанесян, подсовывая под ресторанный счет деньги. — И — проснись! Кошмар закончился… Все. Поехали.