Добрый Андрей Алексеевич никак не ожидал того, что случилось. Ведь он просто хотел доказать Шагреневу его неправоту. И оглушительно взорвавшееся «ура» буквально отбросило директора от стола к доске.

–  Что такое?
– сопротивлялся он.
– Я не… В самом деле… При чем здесь «ура»?! Я не понимаю… Когда в гороно узнают про этот случай, их отправят в другую школу.

–  А вы не говорите!
– вопил Цыпа, вытягивая из свитера птичью шею.
– Мы больше не будем!

–  Мы перед Адель Францевной сто раз извинимся!

–  Это у нас случайно!

–  Потому что она за баронессу заступалась! А не потому, что «неуды»!

–  Мы извинимся!

–  Они извинятся, Андрей Алексеевич! Мы им еще сами напинаем!

–  Я тебе напинаю!

–  А ты молчи!..

Директор махал руками, словно отбиваясь от пчел. Наконец Вера Георгиевна вытянула указкой по столу так, что из щелей взвилась пыль. Стало тихо.

–  Я не понимаю… - начал Андрей Алексеевич.
– То есть я все понимаю, но почему такой шум? И при чем здесь какая-то баронесса?

Эмка Каранкевич ехидно оглянулась на Митьку.

–  Это они, Андрей Алексеевич, из-за пьесы спорили. Вершинин воображает, что он на Карла Бруннера похож. А Адель Францевна правильно говорит, что…

–  Я воображаю?!
– взвился Митька.
– Ты лучше помалкивай? Сейчас не пионерский сбор, а классное собрание. Верно ведь, Андрей Алексеевич?

–  Ну почему же, почему же… Можно и сбор в то же время. Я не вижу, почему бы пионерскому начальству не высказаться.

–  А если сбор, пусть Вальку Голдину позовут, она в нашем звене, - вмешался Виталька Логинов, почуявший, что гроза слегка развеялась.

–  Что еще за новости!
– возмутилась Вера Георгиевна.
– Опять вы об этом? Андрей Алексеевич, они вбили себе в голову, что Валя Голдина из пятого «А» должна быть в их звене. Объясните им, что это абсурд.

Она замолчала, чтобы передохнуть, а вежливый Павлик Шагренев поднял руку и встал.

–  Вовсе не абсурд, Андрей Алексеевич. Голдина всегда с нами. Мы даже в один детский сад ходили. У нас все дела вместе и зимой и летом.

–  Вроде вчерашнего, - вставила Вера Георгиевна.

–  Нет, не вроде, - бесстрашно отрубил Павлик.
– У нас хорошие всякие дела. Голдина помогала Иванову по арифметике исправляться. И вообще.

–  Ну… я не знаю.
– Директор развел руками.
– Это какие-то тонкости пионерской работы. По-моему… А впрочем. Вера Георгиевна, есть простой выход. Раз уж они так хотят быть вместе, давайте в будущем году переведем Голдину в «Б». Это не сложно.

Нельзя сказать, что Вера Георгиевна засияла от восторга. Но класс опять гаркнул «ура», кричало главным образом Виталькино звено.

–  Ну-ну, голубчики, - сказал директор.
– «Ура» - это хорошо, но по выговору вы получите. Учтите.

–  Правильно, Андрей Алексеевич!
– в припадке самокритики воскликнул Виталька.
– Даже по строгому!

–  Это уж, дорогой мой, без вас решат… Идемте, Вера Георгиевна, сейчас перемена.

Едва они скрылись за дверью, Цыпа вскочил на парту и сделал страшное лицо:

–  Ти-хо, вы…

Класс замер. И слышно стало, как директор за дверью оправдывается:

–  Ну что вы, любезнейшая Вера Георгиевна, ничуть я не потворствую… То есть я потворствую, но только в хорошем смысле. А что касается вчерашнего, то я уверен: они поняли и вполне…

В общем, все кончилось «вполне». Для всех, кроме Митьки. Митьку же дома поставили в угол. Как напроказившего дошкольника. Даже хуже, чем дошкольника. Младшего сына Лешку, например, отец никогда в угол не ставил.

Митька стоял, прислонившись затылком к штукатурке, и разглядывал спину отца. Спина была в полосатой рубашке и перекрестье подтяжек. Отец сидел у стола и проверял тетради. В Митькиной голове крутилась неизвестно откуда взявшаяся фраза: «Целься в скрещение подтяжек на спине противника». Но отец не был в полном смысле противником, и ковбойские методы здесь не годились. Нужна была дипломатия.

–  В конце концов, - сказал Митька, - это непедагогично.

–  Тоже мне Песталоцци, - откликнулся отец.
– Выдеру, тогда узнаешь.

–  Что я, маленький - в углу стоять?

–  Нет, - сказал отец, черкая пером с красными чернилами.
– Не маленький. Маленькие стоят час или два. А ты будешь до самого вечера.

–  Не могу я до вечера, - осторожно объяснил Митька.
– Что ты, папа. У меня же в четыре часа соревнования.

–  Вот как?
– иронично спросил отец.

–  Ну я же команду подведу, - шепотом сказал Митька.