Шрифт:
Я еще раз обращаюсь к вопросу о воле, абстрактной или конкретной, и в этой связи - к атлету воли и могущества Ницше, при чтении которого можно подумать, будто бы имеет место нечто вроде независимой, ничем не обусловленной и ни с чем себя не связывающей, своенравной, героически-трагической воли. «Скорее желает она (воля — Б. X.) волить Ничто, — говорит Ницше, — чем ничего не волить»29. Он не говорит о том, для какой воли здесь лучше хотеть ничего, чем ничего не хотеть. Однако не приходится сомневаться в том, что речь идет, в первую очередь, о ницшеанской воле. Принимая во внимание перспективу метафизической потребности человека трансцендировать свое Я — и имеется достаточно оснований, изложением которых здесь заниматься неуместно, чтобы доказать, что эта перспектива в полной мере затрагивает и судьбу Ницше, — мне кажется, вышесказанное можно интерпретировать таким образом: лучше волить Ничто, чем ничего не волить, поскольку тот, кто волит Ничто, всегда волит нечто, про-
[48]
ецирован на нечто, находится в движении, в то время как тот, кто ничего не волит, отброшен в свое собственное Я, в ennui*,в психическую пустоту, психическое Ничто. Это и есть как раз то самое психическое ничто, ennui,которое побуждает Ницше скорее хотеть ничего, чем ничего не хотеть. Таким образом, ницшеанскую волю, отказывающуюся от ситуации ничего не волить, его воление-волю можно понять только исходя из horror vacui**,из метафизической тоски по трансцендированию своего собственного Я. Но куда же еще должно (или может, или хочет) трансцендироваться ницшеанское Я после того, как завершилось нигилистическое деструктивное действие отрицания всех метафизических гетерономии? К какому Другому может еще позитивно трансцендировать радикально автономное солипсистское Я, после того как оно отделилось от мира? Оно может трансцендировать только в самое себя, к сверх-Я, к сверхчеловеку. Ницшеанское хотение, уже не способное прикрепиться к миру, становится чисто формальным, эмоциональным, имманентным движением воли. Это выражено словами «становление», «повышение», «усиление», «рост», «могущество», «чувство мощи», «упоение», тогда как «цели», «назначения», «смыслы» суть лишь поводы для этих эмоций, чувства избытка. Ницше находится в чудовищном напряжении между объективным «агностицизмом в отношении цели», «фатализмом» «отсутствия какого-либо ответа» на вопрос, почему «куда-то все идет», с одной стороны, и порывом субъективной устремленности к цели — с другой: «...мы потому нуждаемся в целях, что с необходимостью обладаем волей, которая есть наш спинной хребет. Воля как возмещение недостатка "веры", т. е. представлений о том, что есть божественная воля»30
* Скука (фр.)
** Боязнь пустоты (лат.).
[49]
Впрочем, у Ницше в парадигме волюнтаризма наилучшим образом можно показать различие между моралью/этикой и этосом. Его нигилизм касался прежде всего христианской метафизики со всеми ее добродетелями служения, смирения, сострадания и покорности, а не морали гражданского общения. По крайней мере неизвестно, чтобы он ею пренебрегал; здесь он позволял себе меньше экстравагантности, чем прочие гении провокации и самопрезентации. И из этого отрицания метафизики, христианского ЭТОСА понятно, что он создавал свой собственный солипсистский, жесткий этос — Сверхчеловека. С другой стороны, если принять во внимание языковые выразительные средства, если задуматься о том, что по существу в случае с Ницше речь шла о психическом движении, то окажется, что это опять же эстетический этос. Ведь «иметь предназначения, цели, намерения, вообще хотеть» — значит «хотеть стать сильнее, хотеть роста и к тому же хотеть средств»31.
Что для одного значит его духовный идеал, его духовное сверх-Я, то для другого — его телесный идеал, body*, — идеал, в который он хочет превратить свое естественно данное, спящее тело, мучая его многолетними жестокими трудами до седьмого пота, чтобы, наконец, стать Другим, как тот, о котором он всегда мечтал. И с этой точки зрения, при всём уважении к творениям духа Ницше, в вопросе Сверхчеловека он есть не кто иной, как духовный body builder**.
* Тело (англ.).
** Культурист (англ.), буквально: телостроитель.
[50]
Примечания
1 Apel K.-O. Diskurs und Verantwortung. S. 416.
2 Jonas H. Das Prinzip Verantwortung: Versuch einer Ethik f"ur die technologische Zivilisation. Frankfurt am Main. 1984. S. 29
3 Harich W., Duve F. Grenzen des Wachstums. Reinbek, 1975.
4 Habermas J. Erl"auterungen zur Diskursethik. Frankfurt am Main, 1991. S. 188 f.
5 Развитие этой темы оказалось возможным благодаря работе Эрнста Тугспдхата (см.: Tugendhai E. Vorlesungen "uber Ethik. Frankfurt am Main, 1993).
6 Такой ЭТОС, который легитимирует убийство не только инакомыслящих и иного-хотящих, сублимируя его до героизма, но и убийство любого «X» в целях запугивания, предлагает своим членам баскская сепаратистская организация ЕТА (Euzkadi ta Askaslasana). Нечто подобное, характеризующее беспощадность идеологической или религиозной идиосинкразии, имело место в случае с тем мусульманином, который убил свою дочь только за то, что она из-за жары сняла с лица чадру.
7 Так, юным Игаль Амир, убийца Ицхака Рабина, возложил вею ответственность за свое деяние на Яхве, во имя которого и якобы как его орудие он действовал.
8 См.: D"onhott M. G. Den B"urgern wieder Ziele setzen // Die Zeit. 11, 12.3.1993. S. 1. «Оказывается, — пишет Дёнхофф, — что человек без метафизической поддержки не может жить осмысленно. Без такого вышестоящего авторитета ему недостает ориентации, он полагается на себя самого». И далее: «Только отрицание метафизического сделало возможной тоталитарную власть человека над человеком (она имеет в виду национал-социализм и сталинизм. — Б.Х.)».Это просто призыв к реставрации гетерономии христианства, в котором не осознаны ни «тоталитарное могущество» христианства и религиозного фундаментализма, ни, по меньшей мере, параметафизический характер национализма и сталинизма.
9 Safranski R. Destruktion und Lust // Schwilk H., Schacht U. (Hg.) Die selbstbewusste Nation. S. 241.
10 Нейл Постман говорил об этом в своем докладе па конгрессе «Актуальность эстетического», проходившем в Ганновере 2— 5 сентября 1992 года. 11 Понятие Я-пространства я использую для того, чтобы обозна-
[51]
чить ту область |Bereich], с которой определенное Я идентифицирует себя на основе своих физических и метафизических потребностей. Нарушение идентификации приводит к реакции Я в соответствии с его специфической идиосинкразией.