Так мы едем несколько часов. Солнце поднимается над нашими головами, а мы все продолжаем ехать. Направляясь на запад.

Несколько часов спустя мы съезжаем с главного шоссе и следуем по грунтовой дороге. И только тогда я решаю заговорить.

– Ты собираешься меня убить.
– Это не вопрос.

– Собирался, - говорит Гаррет.
– До прошлой ночи.

Я не могу сдержать всхлип.

– Но...
– Он замолкает. Просто берет и молчит. Не произносит больше ни слова. А я не давлю на него. Просто сижу себе тихо и слушаю песню, что играет из динамиков, позволяя ей себя успокоить, пока мы наконец не приезжаем к площадке для отдыха возле хижины.

Я воняю мочой, но мои брюки давно высохли, а мочевой пузырь снова полон, даже несмотря на то, что я ничего не пила в течение шести часов, пока мы были в дороге.

Гаррет глушит мотор и несколько секунд мы сидим в тишине. Тикающий шум двигателя - единственный звук.

– Теперь мы будем жить здесь.
– И затем он выбирается из грузовика и обходит его, останавливаясь перед пассажирской дверцей. Открывает ее для меня и отстегивает пряжку моего ремня безопасности.
– Ты можешь идти?

Я поднимаю взгляд на его лицо и не вижу там злости. Ненависть, злоба и садизм, которые я так привыкла видеть, прямо сейчас куда-то подевались.

Гаррет воспринимает молчание, как знак согласия и тянет меня за руку, пока я не выпрыгиваю, становясь на ноги. Моя спина болит. Ребра ноют от ударов его ботинка. Лицо жжет в том месте, куда ударил кулак убийцы.

– Просто убей меня, - говорю я, глядя на Гаррета.
– Просто убей и позволь мне умереть. Я не хочу больше этого делать.

– Я не виню тебя, - говорит он.
– Если бы я был сейчас на твоем месте, то чувствовал бы тоже самое. Даже если бы я не знал, что последует дальше.

И затем он разворачивается и уходит, оставляя меня стоять на месте. Он поднимается по ступеням на крыльцо маленькой охотничьей хижины, открывает двери, не используя при этом ключ, и заходит в дом, закрывая за собой дверь.

Ветер усиливается, напоминая мне, что на дворе зима.

Я обнимаю себя и вздрагиваю.

А затем делаю единственное, что могу. Я следую за ним.

"Он всегда говорил мне, что секрет выживания кроется в спокойствии. Я видела принцип действия этого правила множество раз, так что не могу не согласиться."

– Сидни

Я просыпаюсь и тут же жалею об этом. Мои глаза ослепли.

Нет, это просто тьма. Я вижу более черные тени на фоне темно-серых.

Меня передергивает и я осознаю, что связана. Руки обездвижены и закреплены к тому, на чем я лежу. Ноги разведены в стороны и тоже закреплены, а джинсы под моей задницей мокрые.

Я воняю мочой и понимаю причину, по которой данное воспоминание всплыло в моей памяти. Я живу во временной петле.

Нет. Это настоящее. Я была в грузовике, убегая от свадьбы с Бреттом. Но между настоящим и прошлым так много сходства, что мой разум смешивает все воедино.

Речи безумца. Я говорю, как на приеме у мозгоправа. Но это правда, я знаю.

Я снова пленная.

Был ли в моей жизни хоть один день, когда я не была в чьем-то плену?

Не петушись сейчас, Сид. Ты сама подписалась на это.

Ну да, напоминаю себе. Я подписалась на это. Но когда твоя фамилия Ченнинг, даже если это секрет, то какой у тебя выбор?

Просить о свободе.

Я пытаюсь сглотнуть, но горло так пересохло, что не работает. Так что я ничего не делаю. Я не двигаюсь, не борюсь и не кричу.

Это не поможет. Я знаю.

Так что делаю единственное, что могу. Я отдаюсь своей старой привычке. Погружаюсь в себя, заглядывая во тьму, которая черней настоящего.

И воспоминание так просто всплывает у меня в голове.

Летний день. Сухой ветер такой горячий, когда ударяет мне в лицо, но влажность от реки смягчает жару. Делает все идеальным.

– Ты готова научиться рыбачить?
– спрашивает у меня Гаррет.
– Я не всегда буду о тебе заботиться, Сид.

Я улыбаюсь ему. Он такой офигенно красивый, стоя здесь по колено в воде. На нем одеты лишь джинсы. А голая крепкая грудь загорела до ровного бронзового оттенка. Река плещется о его ноги и брызги, разлетаясь, достигают низа его живота. Я слежу за каплями, как они стекают к поясу джинс, которые уже достаточно пропитались влагой и немного сползают вниз под весом воды, открывая узкую линию волос на его животе, которую я так люблю.