– Видишь, - говорит Кейс. Опять эта растапливающая душу улыбка.
– Здесь нет наркотиков. Давай же, одну ты, одну я. Ешь.

Я тоже кладу в рот кусочек и сдерживаю стон от того, насколько же вкусно. Подаю еще один кусочек ему, он ничего не говорит, просто оборачивает мою руку бинтом. Парень сует вату между моими пальцами, чтобы они не соприкасались. Я беру еще мяса и картофеля, почти что забывая кормить и его. И когда он наконец-то заканчивает с моей рукой, я доедаю еду.

– Болит?
– спрашивает Кейс.

Я киваю. Болит до чертиков.

– Тогда почему ты ничего не сказала?

– Зачем?

– Я был бы осторожнее.

– Ты и был осторожен.
– Это правда. Я видела раньше, как это делается. И никогда бы не выжила здесь, не зная, что делать с обморожением.

– Это сигнал, Сидни. Так я могу знать, что происходит у тебя в голове.

– Ты на самом деле не хочешь знать, что происходит у меня в голове, Кейс.

Он убирает поднос, ставя его обратно на столик, а затем передает мне бутылку воды и садится рядом.

– Нет, я хочу.

– Ты хочешь использовать меня.

– Я просто хочу тебя узнать.

– Боже.
– Смеюсь перед тем, как отпить воды.
– Ты такой игрок.
– Я закрываю воду и ложусь на спину, натягивая одеяло до шеи.

Он внимательно смотрит на меня, словно я какой-то экземпляр, а затем встает и расстегивает джинсы, оставляя их на полу. Бросая мимолетный взгляд на его пах, я вижу, что его член не твердый. Парень скользит в кровать рядом со мной. Он обнимает меня за талию и притягивает ближе к себе.

– Ты устала?

– Очень, - говорю я, подразумевая под этим более одного смысла.

– Просто я неправильный парень, Сидни. Вот и все, что могу сказать. Я неподходящий парень.

– Неправильный для меня, ты это имеешь в виду? Потому что для Саши ты был правильным. Для нее ты был рыцарем в сияющих доспехах. Просто я - не Саша, вот что тебе нужно сказать.

– Ты - не Саша. Но я не поэтому неподходящий парень. Я просто...
– Он смолкает на несколько секунд.
– Я и так много сказал. Все это правда. И я ненавижу тот факт, что ты рассчитывала на меня, и затем, когда я не пришел тебя спасти, это еще сильнее тебе навредило.

– Ну, на это мне нечего сказать.
– Я закрываю глаза, суммируя всю ситуацию. Мэррик Кейс не на моей стороне.

Его рука поднимается к моей груди и несколько секунд ласкает ее, возможно, оценивая мою реакцию.

– Я не думал, что ты правда была девственницей, - шепчет он.
– Это сыграло с моим разумом злую шутку.

– Почему?

– Мы с Гарретом были вместе в армии. Мы творили... дерьмо. Военное дерьмо, ясное дело. И ничто из того не было хорошим.
– На этом он останавливается. Словно данное признание было для него огромным шагом.
– Гаррет рассказывал тебе, что он делал?

Я качаю головой. Гаррет рассказывал мне какие-то вещи, но я не хочу прерывать Кейса. Данный разговор быстро перерастает в личностный. И мне это по душе. Я не хочу, чтобы Кейс прекратил говорить. Или ушел снова. Или отказался от меня. Даже если он просто использует меня ради спасения своего друга. Думаю, я должна взять все, что смогу.

– Гаррет заставил меня заучить ту маленькую речь для тебя. После... ну, знаешь. Вот так.

– Ты не заслуживала все то дерьмо, ты ведь понимаешь это, верно?

– Я знаю, - шепчу в ответ.

– Не думаю, что правда знаешь.
– Кейс опускает руку на мое плечо и разворачивает к себе. Я не очень хочу видеть его лицо на этот раз. Не знаю, что он делает или чего хочет, но я честно не могу воспринимать еще больше лжи. Я просто умру, если это очередная уловка.
– Не твоя вина, что ты родилась в той Компании мудаков. Не твоя вина, что твоя мать умерла, когда ты родилась и ты никогда не...

– Она не умирала, - перебиваю я.
– В смысле, не когда я родилась. Она умерла, когда мне было четырнадцать. Я видела, как это случилось. У нее была очень тяжелая форма аллергии на арахис, и она пошла со мной на экскурсию в школу. Какой-то мальчик в моем классе ел бутерброд с арахисовым маслом. И запах был настолько сильный, что запустил ее аллергическую реакцию. У нее был с собой шприц с противоаллергеном, знаешь ли? Для экстренной ситуации. Но ее горло опухло настолько быстро, что лекарство не сработало.

С минуту он молчит, будто размышляет над этим.

– Тем не менее, - произносит Кейс наконец.
– Ты все равно была слишком молода, когда осталась без матери. И отстойно, что все так вышло с ней.

Я киваю.

– Это подкосило меня. Я знаю, что позволила им еще сильнее себя контролировать. Я просто перестала сражаться. Это был второй наихудший день моей жизни.

– Второй? Иисусе, какой же тогда на первом месте?

– Та ночь, когда ты оставил меня, Кейс. Это был худший день в моей жизни. За все время. После этого я просто закрылась. Находясь здесь с тобой сейчас, я могу думать более ясно, чем в любой другой период моей жизни. И я просто знаю - даже хоть ты меня и ненавидел тогда и ненавидишь все еще - я знаю, что, если бы ты забрал меня с собой, я была бы совершенно иной. Возможно, лучшей версией себя.