И мама заорала:

– - Не встревай!

Дальше они ругались по-татарски. А мы с папой молчали и смотрели. Смотрели и хлопали ушами... Папа тихо и от этого страшно приказал:

– - Хватит!

Мама опомнилась. Илька по инерции продолжал бурчать что-то непонятное, певучее.

– - Это в конце концов стыдно, товарищи полиглоты!
– как бы извиняясь за тихий, но приказной тон, сказал папа.
– Переведите, в конце концов!

– - Да что тут переводить. Стыдно-то как, Ильгиз!
– мама решила всё свалить на Ильку: --Восемь лет как только по-русски все вокруг тебя.

Маму уже было не остановить: Ильгиз весь в своего деда. И обидчивый, и мстительный, и постоянно отношения выясняет.

– - Я действительно, Ильгиз, тебе мало времени уделяю, почти не уделяю. И три тройки у тебя в году... Но я очень занята. Эти травы отнимают массу времени, это - моё призвание. Поэтому и ты, и Ариша страдают. Я не могу, никогда не могла, заниматься только детьми! Ариша младше. Ильгизчик, ты должен понять. Ты самостоятельный, здоровый. Ты - сам справишься. Это гены, папа правильно говорит. Аришенька же - девочка, она теряется.

Ильгиз сидел красный, он вспотел:

– - Да уж - теряется. Носишься с ней как с... торбой. Зачем ты её всё в мирошевский лес таскаешь? Может, ей во дворе как мне охота побегать? Ты её спросила?

– - Я не хочу во дворе!
– закричала я.
– Что ты, Илька! Я боюсь. Там одни дураки. Они мячом могут в лицо... Я хочу гулять в поле. Я на поле, Илька, бегаю--собираю зверобой.

– - Вот и хорошо, Арина, что бегаешь ...
– - мама торжествовала.

– - Инга! Дай ребёнку свободу выбора! Не таскай её за травами, -- попросил папа.

Я испугалась:

– - Папа! Я люблю луг! Там репей, папа, красиво цветёт! И донник, и цикорий, и...

– - И чертополох!
– Илька скорчил страшную рожу, приставил пальцы-рожки к ушам.

– - И чертополох, -- согласилась я, даже не поняв издёвки и намёка на нечисть.
– Он для нас бесполезный. Он только для пчёл. Медонос.

– - Медонос, -- укатывался Илька.
– - Прекращай, мама, пичкать её салатом из одуванчиков. Пусть ест как все, играет, общается. Отстань, мама, от неё. Она уже травяное зомби.

– - Опять снова здорово?
– мама в шутку замахнулась на Ильгиза.
– Ребёнку нравится. Слышал же? Сам-то чипсы никогда не ешь?

– - Отрава - поэтому не ем, -- согласился Ильгиз.

Мама открыла рот, но папа резко сказал маме:

– - Продолжим об отраве. Никто не обвиняет тебя, Инга, в невнимательности. Никто не запрещает тебе заниматься полезным делом для души.

– -Оформили ООО. Нужен бухгалтер, -- вдруг сказала мама.

– - Я сейчас не об этом, Инга. Чем могу, я тебе помогу.

– - Нужно помещение для заготовки трав.

– - Хорошо, -- нетерпеливо отмахнулся папа.
– Найдём помещение.

– - Спасибо Геночка. Тогда - всё?

– - Нет. Ты не поняла. Я попрошу тебя, Инга. Больше никогда не вмешиваться, если Арину угостят вредной едой.

– - Да уж я поняла... Я тогда хотела как лучше. Я испугалась за Аришу. Это же неправильно, Гена, что еда после тренировки. После тренировки надо пить.

– - Дорога моя, -- папа ласково обнял маму.
– Ты не переделаешь людей. Тебе бесполезно тягаться с рекламой и спрайтами. Пусть люди едят, что хотят. Договорились?

– - Но Арина! Она...

– - Мама!
– закричала я.
– В вопросах питания я буду слушаться только тебя!

– - Ты наша птица-секретарь, -- улыбнулась мама и обратилась к папе: --От тебя нахваталась. Вопросы питания, вопросы наркомании, вопросы безопасности, вопросы по отчётному периоду...

– - Совсем взрослая, -- сказал папа.
– А сейчас -- самое главное, девочки мои. После гематомы и синяка обратной дороги нет. Что будем делать?

– - Убить, их надо убить!
– - прошептала я.

Прошло одиннадцать лет. А я помню, как эти слова сами собой вырвались, вышли из меня. Когда мы говорим "я убью тебя" или "я убью себя", то это, на самом деле, ничего страшного не означает. Это просто выход плохого, очень плохого, очень-очень ужасного. Понятно, что из всякого правила есть исключения, иногда человек, угрожающий вам убийством, действительно затачивает топор, а самоубийца мылит верёвку, но чаще это в детективах, чем в жизни. А в жизни убивают как правило те, кто об этом и не заикается вовсе, самоубийцы тоже вынашивают идею глубоко в себе. Это всё папа мне объяснил, чтобы я не боялась самой себя -- мама же стала меня стыдить и говорить, чтобы она таких вещей больше не слышала.