– Не можем же мы сидеть под таким проливным дождем. Заболеем!
– стараясь перекричать гром, крикнул Хэнсен, ощущая, как намокли даже его трусы. – Да и что, мы тебе гипс выжимать что ли будем!

Девушка обреченно посмотрела на пенящееся море, накатывающее волнами на берег, и неловко приподнялась с мужчины, чуть не упав, благо блондин любезно подставил локоть. Взяв костыли, Ева медленно побрела к двери, поморщившись от неприятной боли, вновь напомнившей о себе. Да и лекарства она давно не принимала. Чак, заметив, что дождь набирает обороты, осторожно подхватил вскрикнувшую от неожиданности брюнетку, одной рукой взяв под коленками, а другой за спину.

– Так будет быстрее, - пояснил Хэнсен, скорее для себя, чем для девушки, объясняя свой порыв.

Прикрыв за собой дверь ногой, так как руки были заняты, Чак пошел по коридору, прижимая к себе сжавшуюся в комок брюнетку, которая при приближении к палате все больше и больше скрючивалась, пытаясь, по-видимому, стать незаметнее.

– Ты не туда завернул, - хриплым голосом произнесла Ева. Похоже, что десяти минут под дождем ей хватило, чтобы простыть. Ах, ну да, еще же бегание по базе босыми ногами и подорванный иммунитет. Не надо быть гением, чтобы сложить все эти обстоятельства и сделать одно единственное верное умозаключение.

– Мы не идем в медкорупс.

– А куда?

– Увидишь.

Ева обиженно замолчала. Весь остальной путь они провели в молчании. Хэнсена это устраивало, давало время для размышлений.

– Это же твоя комната?! – приподняв бровь, сказала Волкова, не выказав какого-либо удивления, словно она знала, что мужчина несет ее

именно сюда.

Чак хмыкнул, словно поразившись проницательности и догадливости девушки, но ничего не сказал. Осторожно поставив брюнетку на пол, мужчина достал из кармана специальную карту и открыл дверь, пропуская девушку вперед, как истинный джентльмен, коим он никогда не был.

«Хорошо, что в палате стоял старый допотопный замок, еще времен правления Путина и Обамы», - проскользнула ехидная и мимолетная мысль в голове Волковой, тут же улетучившись в неизвестном направлении.

Совершенно ничего и никого не стесняясь, девушка стянула с себя всю мокрую одежду, скинув ее прямо на пол, не особо заботясь, что так она помнется и не высохнет. Оглушительно чихнув, Ева в одном нижнем белье прошлепала к кровати, быстро, насколько позволяла растянутая стопа, юркнула под одеяло, натянув пуховую перину до самой макушки, пряча холодный нос и ноги в тепле. Чак, глядя на всю эту картину, беззвучно хмыкнул. Собрав все разбросанные по полу женские вещи, он развесил их на стуле и дверце шкафа, а после бесшумно скрылся в ванной, спустя минуту из которой стали доноситься звуки льющейся воды. Выйдя из душа через десять минут, в одних штанах, вытирая на ходу все еще мокрую голову, Хэнсен-младший подошел к своей кровати, с некоторым удовлетворением заметив, что брюнетка оставила ему половину, причем именно ту, на которой он больше всего любил спать. Забравшись под одеяло, мужчина лег так, чтобы не соприкасаться кожей с девушкой, но та сама, словно идя на источник тепла, прижалась спиной к его животу. Чак вздрогнул от контраста их температур: если русская была холодной, то он наоборот, прямо таки пылал жаром.

– Почему ты представляешься Чаком? – тихо и хрипло спросила Ева, на секунду испугав мужчину своим голосом. Он-то уже думал, что она спит. Девушка обернулась к блондину, заглянув тому в глаза, - твое полное имя Чарли? Почему не представляешь так?

Хэнсен вздрогнул, посмотрев на внимательно следящую за его реакцией брюнетку.

– Если уж на то пошло, то мое полное имя Чарльз, - мужчина нахмурился, переместив взгляд с девушки на подушку, словно она была намного интересней живого человека, - мама называла меня Чарли. Я не хочу лишний раз вспоминать об этом. Это слишком больно, - поморщился Хэнсен. Нет конечно, плакать он не собирался, но кто сказал, что воспоминания о давно ушедшем родном человеке не будут причинять боли даже через много-много лет. Зачастую, память как будто специально и нарочно душит тебя счастливыми моментами из прошлого, словно снова и снова показывая тебе то, что ты потерял, то, что ты упустил и больше не вернешь.

– А меня мама в детстве чертенком называла! – горькая и печальная усмешка проскользнула на губах Евы, тут же исчезнув. Склонив голову, утнувшись лбом в обнажённую грудь австралийца, Волкова замолчала, а через несколько минут, засопела, обмякнув в горячих объятиях Хэнсена-младшего, который не переставал широко улыбаться, зарывшись носом в длинные и спутанные волосы, пахнущие дождем.

– А ведь пока ты лежала в палате, я по ночам пробирался к тебе, чтобы проверить, все ли с тобой в порядке, - тихо прошептал Чак, зная, что девушка уснула и его откровение не будет услышано.

Ведь так же легче. Когда не знают.

========== 16. ==========

Прошла еще неделя, прежде чем гипс с ноги Евы сняли, оставив лишь один эластичный бинт. За побег ей досталось знатно, но хуже все же пришлось Хэнсену. Если ее только пожурили и заставили все семь дней безвылазно сидеть в палате, теперь уже следя за каждым шагом брюнетки, то австралийцу пришлось выслушивать многочасовую лекцию от отца, а потом отдраивать всю грязную посуду на кухне. Волкова посочувствовала мужчине, внутри радуясь тому, что она все-таки больна, и не разделяет теперь незавидную участь блондина.

С превеликим удовольствием покинув палату, незаметно прихрамывая, Ева направилась на поиски мужчины, собираясь извиниться перед ним за то, что за ее желание оказаться на свежем воздухе, расплачивается он. Первым делом она проверила кухню, может австралиец до сих пор зависает там в компании грязных тарелок и чашек. Не увидев искомого субъекта, русская направилась в тренировочный зал, думая, что, возможно, австралиец выбивает дух из груши, выпуская пар. Перерыскав все известные места, куда мог пойти Чак, Ева отчаялась, остановившись посредине коридора. Запустив пятерню в волосы, слегка оттягивая их назад, Волкова огорченно вздохнула, собираясь с мыслями. Услышав громкий голос Геркулеса Хэнсена, прозвучавшего в динамиках, расположенных по всему шаттердому, Ева вздрогнула от неожиданности, прислушавшись к четко произнесенным словам: