Нет смысла спорить с ним, так что я поглядываю на письмо Роуз на столе и иду за плащом. Я не самым лучшим образом поддерживал с ней связь в последнее время и знаю, что она должна заметить, что пишет мне намного чаще, чем я ей. Я чувствую себя виноватым, потому что мне не следует это откладывать. Роуз сейчас тяжело и не так уж весело там, в Ирландии. Так что я знаю, что она, наверное, ждет от меня ответа, и я виноват, что не пишу ей чаще. Но я так занят все время, что иногда трудно вклинить написание письма в расписание. Но все равно мне неловко. Так что я отмечаю про себя, что должен написать ей хорошее длинное письмо, когда вернусь от Митчума.

Гулянка уже развернулась вовсю, когда появляемся мы с Келвином, и я знаю, что, если Колл пронюхает, мы заплатим за это следующим утром. У него просто заноза в заднице, которая заставляет наказывать нас за все и вся, а особенно за вечеринки посреди недели и появление на тренировках с похмельем. Он это ненавидит и не скрывает своих чувств по этому поводу. Так что, если он чует или замечает, что большая часть команды явилась на тренировку в таком виде, будто их всю ночь колотили метлами, он, садист, наслаждается, мучая нас еще больше обычного.

Ну ладно, нет смысла волноваться об этом сейчас, верно? Я уже здесь и могу повеселиться… Как оказалось, Келвин думает также, потому что идет прямо к бару (только Митчум может поставить бар в своем доме) и достает нам по двойной порции огневиски. Я осознаю, что должен был ощутить хоть малейшее неприятное жжение от жидкости, стекающей по моему горлу, но этого не было, что означает, что я слишком часто пью. Наверное, это не лучшее в мире… Ладно, нет смысла волноваться об этом сейчас.

За первой двойной порцией следует еще несколько, и спустя недолгое время я уже забываю о предстоящих пытках, которые ждут нас следующим утром. Я никогда не делал так на самом деле, вечеринки я имею в виду, пока не приехал сюда. И иногда, вот как сейчас, после нескольких глотков огневиски, спрашиваю себя, почему я как следует не старался завести себе друзей в школе. Но, се ля ви, наверное. Прошлое прошло, и настоящее намного лучше.

— Привет, — женский голос с акцентом выталкивает меня из воспоминаний, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть Мисс Октябрь. Ее зовут, как я знаю, Эми. Ей двадцать три, она канадка и любит магловские фильмы середины двадцатого века. — Ловец, верно?

Я киваю:

— Да, это я.

Она улыбается своим познаниям.

— А я Эми.

— Скорпиус, — я принимаю ее протянутую руку и пожимаю ее.

Эми продолжает улыбаться, и всему миру следовало бы посмотреть на то, как она красива. Но это неудивительно, учитывая, что она зарабатывает тысячи галеонов тем, что раздевается для журналов и календарей. Она должна быть хорошенькой для такой-то работы.

— Я несколько раз видела, как ты играешь, в прошлом году.

— Да?

Она кивает:

— Ага, ты был хорош. Особенно для новичка.

Ненавижу слово «новичок», но лишь вежливо улыбаюсь.

— Спасибо.

— Я читала прогноз, что Торнадо в этом сезоне — команда, которую непросто будет побить, — продолжает она. — Надеюсь, я смогу выбраться на несколько матчей.

— Ага, — киваю я, — у нас в этом году хороший календарь. Должно быть интересно.

— Малфой, ты же не усыпляешь наших гостей, а? — к нам присоединился Митчум, и выглядит он полностью в стельку, чересчур веселый для того, кто получил бладжером в спину всего несколько часов назад. Он протягивает мне бокал.

— Мы говорим о ваших шансах на этот сезон, — вмешивается Эми, одаривая Митчума восхитительной улыбкой, и он тут же на нее покупается.

— Квиддич-шмиддич, — он неодобрительно машет рукой. — Давай лучше поговорим о твоем парне.

Щеки Эми покрываются легким розоватым румянцем, и она качает головой. Представить не могу, как тот, кто зарабатывает на жизнь, расхаживая нагишом, может хоть чего-то стыдиться.

— У меня нет парня.

Митчум изображает шок:

— Как такое возможно? Такая красотка и без придатка? Это трагедия!

Я пытаюсь не закатить глаза. Эми лишь немного пожимает плечами:

— Давайте поговорим о ваших подружках, — спокойно предлагает она.