Вначале шел текст самого Платона. Опустив красочные описания удивительного государства, которые остались незавершенными – Платон скончался, не успев их закончить, – Торопец перевернул несколько страниц. Какие только диковинные гипотезы не выдвигали атлантологи, в то время как истина оказалась необычайно проста!

«…Рыцарь сэр Хэмфри Гилберт был твердо уверен, что загадочная Атлантида есть не что иное, как Америка. На этих же позициях стоял Фреэнсис Бэкон…»

Америка, надо же! Удивившись в который раз необузданной фантазии сэра Хэмфри, он перевернул еще пару страниц.

«…Должно искать в основе всех древнейших культур человечества некоторое единое влияние, которое одно может правдоподобно объяснить замечательные аналогии между ними. Египтяне, вавилоняне, эгейцы, эллины, римляне были нашими учителями, учителями нашей, современной цивилизации. Кто же были их учителями? Традиция отвечает на этот вопрос – Атлантида!» Это кто? О, Валерий Яковлевич Брюсов, провидец и фантаст, до конца не оцененный современниками, один из любимых поэтов Сергея Торопца.

…Через четыре дня капитан уже ходил, а через неделю приступил к исполнению своих обязанностей. И ничто, кроме большого, аккуратно, по-машинному сшитого шва, не напоминало о драме, которая едва не переросла в трагедию.

Текло время, отсчитываемое корабельным хронометром, близился расчетный миг, пик Эксперимента. И мысли капитана все чаще обращались к нему.

Андрюша привык ходить с матерью к месту, которое она называла смешным и непонятным словом – Пятачок. Однажды им повстречалась красивая женщина с пепельными волосами, которая шла навстречу.

– Женевьева! – воскликнула мама. – Как давно я тебя не видела. Когда вернулась?

– Три дня назад.

– Ну, как там, в Тристауне?

– Обстановка нормальная, ничего угрожающего нет. Мы обследовали буквально каждого человека, потому и задержались. Как Андрейка подрос! Тебе сколько, дружок? – погладила она его по голове.

– Пять лет, – ответил Андрюша, на всякий случай беря мать за руку.

– Вылитый отец, – заметила Женевьева, не отводя взгляд от мальчика.

– Еще два года ждать Сергея, – вздохнула Зоя Алексеевна. – Поверишь, не то что дни – часы считаю.

– Все мы его ждем.

– А что у тебя новенького? Как работается?

– Обычные дела, – пожала плечами Женевьева. – Позавчера привезли одного лихача, на ракете-одиночке вздумал обогнуть Луну. Ну вот и врезался в автоматический корабль-спутник. Спасибо, киберпилот доставил его на Землю.

– Расшибся?

– Не то слово, – махнула рукой Женевьева. – Нам в клинике пришлось собирать его, поверишь, буквально по кусочкам. Не обошлось, конечно, и без искусственных органов, – добавила она.

– А как вы собирали пилота, тетя Женевьева? – неожиданно для обеих женщин вмешался в разговор Андрюша. – Из разных деталей? Как конструктор, да?

– Ну, как тебе сказать, Андрейка… Примерно так, – улыбнулась Женевьева. – Это дело непростое.

– Знаю, – сказал Андрей. – Я собрал сегодня подъемный кран!

Когда они распрощались и Женевьева Лагранж скрылась за поворотом, Андрей спросил:

– Мам, а кто это – лихач?

– Человек, который совершает необдуманные поступки, – ответила Зоя.

– И он разбивается?

– Бывает. А иногда по его вине страдают и другие люди.

Мать говорила с ним, как со взрослым. И хотя Андрюша понимал далеко не все, это наполняло его сердце гордостью.

– Прибавим шаг, сынок, чтобы прийти, пока солнышко не село, – поторопила его мать.

Миновали аттракционы, дорога вывела их на вершину холма. Расцветали первые горные цветы, в воздухе стоял одуряющий аромат. Сколько лет жила здесь Зоя, а так и не смогла к нему привыкнуть, каждый раз по-новому будоражил ее, кружил голову, будил воспоминания.

– Мам, а кем работает тетя Женевьева? – спросил Андрей, семеня за матерью.

– Волшебницей, – не задумываясь ответила мать. Андрей искоса посмотрел – похоже, она не шутила.

Глаза мальчика заблестели.

– И она может делать чудеса?

– Конечно.

– А какие?

– Ты же слышал. Например, может собрать человека по частям, если он расшибся. Разве это не чудо?

– Чудо, – согласился Андрей, наморщив лоб. – А может она нашего папу вернуть из космоса?

– Наш папа сам вернется. Через два года.