Шрифт:
Отец Юлианий смотрел на нас издали, кротко улыбаясь.
XXV
В горнице было прохладно несмотря на то, что печь в доме топили. Матушка, приятная чуть полноватая женщина с глазами слегка навыкате, принесла нам несколько одеял.
Едва она оставила нас одних, я энергично прошептала:
– Не лягу с тобой в одну постель! Даже не надейся!
– Я и не собирался сейчас спать, у меня, боюсь, и времени нет, - отозвался Август вежливо-сдержанно.
– Мне нужно проверить вычисления.
Он пристроился в углу на каком-то сундуке, раскрыл на коленях свой гроссбух и уставился в записи, делая по временам мелкие пометки.
Совершенно его не стесняясь, а может быть, и намеренно провоцируя (без толку, этот святоша даже не поднял головы!), я разделась и забралась в постель.
Уставилась в потолок. Нет, увы, на потолке ничего интересного не показывали.
– Что ты вычисляешь?
– спросила я притворно-равнодушно. Может быть, правдивый ответ даст мне подсказку о том, кто он, всё-таки...
– Время, оптимальное для скольжения, и возможные помехи, - откликнулся Август.
– Что такое скольжение?
– Скольжение - это процесс, при котором объект в одном временн'oм потоке постепенно выводится в условное псевдопространство между ними, а затем из псевдопространства переводится во второй поток. Время нелинейно, Ника. Оно иногда в течении делает петли, как река, которая на своём пути возвращается к собственной излучине, и тогда потоки времени какое-то время движутся рядом, их разделяет только тонкая стенка. Или это похоже на петлю автострады, которая возвращается сама к себе и какое-то время идёт параллельно прежней себе, прежде чем подняться вверх и пересечь себя по виадуку. Этот период параллельного движения называется временем касания. Скольжение возможно во время касания.
Никаких других объяснений не последовало. Шуршание карандаша по бумаге, треск сверчка, шум ветра в трубе.
Я села на постели, уже почти догадавшись.
– Что такое 'временн'oй поток'?
– То или иное историческое время. Например, тысяча девятьсот восьмидесятый год.
– Или любой другой?
– Нет, не любой, увы. Временные петли зависят не от нас, это Вселенная - их архитектор. Мы их можем только обнаружить и рассчитать.
– Этим, значит, ты занимаешься...
– Не я один.
– Да, конечно...
– Исследовательская группа - с международным участием, есть ребята из Японии, Австралии, Америки. Да и вообще есть времена, в которых языки учить проще.
– Понятно, понятно... Видимо, и христианство у вас тоже в моде: ну-ну... А что если я тебе не поверю?
– А я и не сказал тебе ничего. Я, милая, работаю младшим научным сотрудником в НИИ, занимаюсь синтезом полимеров, получаю сто двадцать целковых в неделю. А временные петли - это, знаешь, я в поезде придумал от нечего делать и записал в этот ежедневник. Ненаучная фантастика, как ты сказала.
Снова я лежала молча, не понимая, как разговаривать с этим удивительным человеком.
– Август!
– позвала я тихонько.
– Отчего ты так со мной? Почему ты не хочешь, чтобы я тебе поверила?
– Потому, милая, что тебе будет лучше и спокойней мне не поверить.
– 'Милая'... Спасибо, конечно, только для тебя это всё пустые слова.
Август закрыл блокнот. Подошёл ко мне и сел рядом с постелью на колени, прямо как я вчера.
– Это не слова, - произнёс он тихо.
– Я очень тебя люблю, очень, чудесная моя советская девочка с христианским именем.
Я отвернулась к стенке, чтобы ему не увидеть моих слёз. Высунув руку из-под одеяла, вслепую нашарила свой свитер, который положила рядом с кроватью, притянула его к себе и уткнулась в него лицом. Мне надо было во что-то выплакаться.
XXVI
Мы добрались до города в десятом часу на утреннем, почти пустом, пригородном автобусе, который проходил через Салтыково.
– Я... ничего не помню, - схитрила я, едва мы вошли в мою уютную квартирку.
– Совсем ничего?
– с подозрением спросил Август.
– Я тебе, кажется, читал главу из научно-фантастического романа...
– Подлец!
– воскликнула я, обернувшись к нему и чувствуя, что глаза у меня снова наливаются слезами.
– Подлец! Подлец! Хочешь сбежать от меня, да?
С бессилием я несколько раз ударила своими слабыми кулачками в его грудь.
– Что ты, что ты?
– попробовал он отшутиться, бледный.
– Когда закончится период касания?
– спросила я строго, сухо.
Высвободившись, он прошёл на кухню, сел у окна.
– Дай мне чаю, ради Бога... Завтра в час ночи, - ответил он, не глядя на меня.
– Но стабильное касание прекратится уже сегодня в одиннадцать вечера.