Зачем же Зайцев поехал? Кто ему разрешил?

— Кто ему разрешил? — неожиданно для себя произнес я вслух.

— О чем ты? — рассеянно спросила Светлана.

— Я думаю: зачем Крамов послал Зайцева?

— Мало ли зачем! Какое-нибудь срочное поручение на комбинат.

— А приказ о закрытии дороги?

— Он мог послать Зайцева еще до приказа.

Конечно, могло быть и так. Крамов послал его еще до получения приказа. Зайцев выполнил поручение, а потом заехал куда-нибудь по своему делу в поселке. Там никто не знал о закрытии дороги, и, возвращаясь, Зайцев попал под лавину. Да, могло быть и так.

— Могло быть и так, — сказал я.

Но Светлана уже не слушала меня. Она снова впала в забытье.

Я взял ее за руки и сказал:

— Света, родная, ну не надо так сильно переживать! Ведь этим уже ничему не поможешь. Мне тоже очень горько, очень жалко этого парня, ведь я тоже знал его. Но что поделаешь… несчастье! И я сейчас уверен, что в одиночку нам было бы гораздо труднее пережить его гибель. Но сейчас, когда мы вместе, когда мы муж и жена…

Светлана внезапно вздрогнула и точно вернулась к действительности.

— Андрей, послушай, — тревожно сказала она, — а тебя никто не заметил тогда, ночью, когда ты уходил от меня?

— Нет, — удивился я ее неожиданному вопросу. — Какое это имеет значение? Разве мы собираемся скрываться от людей? Если бы не это несчастье, мы сегодня же объявили бы, что мы муж и жена…

— Нет, нет! — воскликнула Светлана, вырывая руки. Она как будто испугалась поспешности, с которой это сделала, и добавила уже спокойнее: — Андрей, милый, давай подождем. Начнутся лишние разговоры, сплетни…

— Какие сплетни? О чем ты говоришь, Света?

— И потом — я хочу отпраздновать нашу свадьбу не теперь, не среди этой кромешной полярной ночи, — не отвечая на мой вопрос, продолжала Светлана. — Давай подождем, ну, немного подождем. Скоро покажется солнце, наступит весна…

Я встал. Лицо мое горело.

— Ты… ты раскаиваешься? — тихо спросил я.

— Нет, ни одной минуты! — быстро ответила Светлана и встала рядом со мной. — Только… только давай подождем немного, совсем немного… Дай мне привыкнуть, привыкнуть к этой новой мысли… Разве тебе мало того, что произошло? Разве я не с тобой?

В дверь постучали. Светлана отошла от меня и крикнула:

— Войдите!

На пороге стоял Агафонов. В руке он держал газету.

— А я вас разыскиваю, Андрей Васильевич, — сказал он. — Вот поглядите, только что принесли.

Он протянул мне газету. Это была комбинатская многотиражка, и на первой ее странице я увидел поздравительную телеграмму министра, адресованную Крамову. В телеграмме отмечались успехи западного участка, завершившего две трети работ.

— Черт возьми! — воскликнул я. Но ведь и мы прошли столько же?

Я вопросительно и недоуменно оглянулся на Светлану, читавшую телеграмму из-за моего плеча.

— Может быть, Крамов прошел свои метры на день раньше? — предположила Светлана. — Или на несколько часов? Комбинат мог успеть сообщить в Москву.

«Какая оперативность! — подумал я. — Какая странная оперативность!»

Да, я ошибся в Светлане.

До сих пор я не могу попять: пошла ли она на близость со мной потому, что любила меня и не могла противостоять своему чувству, или потому, что хотела сжечь корабли и начать новую жизнь? Или, наоборот, она надеялась, что я после той ночи переменюсь сам?

Не знаю… Но так или иначе я очень скоро убедился — Светлана по-прежнему далека от меня.

Вначале мне казалось, что все решилось той ночью, освещенной северным сиянием.

Мне казалось, что не всегда понятная мне борьба в душе Светланы окончена и то, что было дорого мне в ней, что я любил, победило и теперь мы навсегда вместе.

Но я ошибся. Наше сближение не было естественным, закономерным шагом Светланы. Решившись на близость со мной, она тотчас же испугалась, испугалась самой себя и мгновенно отошла, внутренне отдалилась от меня.

Все это я понял только позже…

А в то время я был ошеломлен поведением Светланы.

Сначала я пытался убедить себя в том, что наступившая отчужденность — следствие гибели Зайцева, что это трагическое происшествие потрясло Светлану.

Но нет, дело было не в этом. Постепенно я начинал сознавать, что, физически сблизившись со мной, она в чем-то большом, главном не сделала ни одного шага ко мне.

Я убежден, что она сама не сознавала, что делает. Я верил: в ту ночь, обнимая меня, Светлана была искренна, ей самой казалось, что все решено между нами.